Однако расспросы его не увенчались успехом. Последнее подозрительное событие произошло здесь тридцать шесть лет назад, когда какой-то невоспитанный мальчик попытался снять с манекена красноармейца буденовку и надеть ее себе на голову. Мальчика за это отругали, а манекен застеклили.
Одна смотрительница, правда, вспомнила, что совсем недавно видела в музее подозрительного молодого человека южных кровей, но следствию этот факт был не интересен.
В конце концов Федорчук попросил Африканыча рассказать все о самом пропавшем экспонате.
Директор тут же очнулся от своего инфаркта и принялся активно помогать следствию: помчался куда-то в задние комнаты и через минуту появился перед Федорчуком, потрясая пыльной папкой с описью музейных экспонатов.
— Сейчас я его, родимого, покажу вам! — суетился он, перебирая пожелтевшие от времени листы и фотографии. — Вот он! — ткнул Африканыч в смутное изображение патрона, покоившегося на какой-то темной тряпочке рядом с инвентаризационным номером.
Федорчук уже каким-то внутренним чутьем почуял, что это будет тот самый, нужный патрон, идеально подходящий для Манлихера. Но все же сердце у него невольно вздрогнуло, когда он принялся читать описание пропавшего экспоната.
Совпадение было налицо: вряд ли где еще в городе можно было бы найти такую штуку… Но вот как преступники ее раздобыли?
Оперативники тем временем разбирали витрину и искали отпечатки пальцев. Африканыч дышал им в уши и попеременно пытался поговорить с каждым.
— Поверьте мне, никакого ограбления у нас не было. Мы бы уж заметили что-нибудь… А знаете, я тут недавно в газете прочел, есть такая штука телекинез. С помощью этого орудия можно перемещать предметы на расстоянии. А что если кто владеет таким искусством? Ведь он тогда в состоянии хоть Кремль со всеми министрами перекинуть в Америку. Может, и наш патрончик-то уже где-нибудь там… А?
Но Африканыча никто не слушал.
* * *
Колька с нетерпением ожидал выхода Нонны из ванной. Санузел был совместным, но ей было наплевать на это обстоятельство: несмотря на потребности других Маевская вот уже три часа нежилась в душистой пене и распевала: «…Что над нами километры воды! Что над нами бьют хвостами киты!» При этом она, по всей видимости, усиленно изображала хвост кита, что подтверждалось шумным плеском.
Потеряв всякое терпение (и моральное, и физическое), Соболев в сотый раз постучал в ванную.
— Нонна, ну имей совесть-то в конце концов!
— Не буду! Я только зашла и имею право на водные процедуры!
Страдая, Колька опустился на пол перед дверью. Ох, жизнь его была трудна и неказиста. Чтобы отвлечься от плотских желаний, он стал придумывать предлог, по которому можно было бы позвонить Машуне.
Например, классно было бы сообщить ей, что он обнаружил удивительную супер-улику против кого-нибудь… Однако все улики в Колькиной квартире кончились на том самом ключе, найденном в ботинке.
— Нонн! — в очередной раз позвал он. — Ну вылезай, ради Бога! Мне очень надо!
— Зачем?
— Какая же ты, к черту, ясновидящая, если не знаешь, зачем?!
— Ой, мне ничего не слышно из-за воды!
В принципе можно было бы позвать Машуню на свой день рождения. Но он на самом деле намечался только через полгода. А еще бывают просто обеды… Вот, интересно, как она отреагирует, если пригласить ее на фирменное блюдо из белых грибов?
С выражением величайшего одолжения на лице Маевская все же отомкнула дверь.
— Иди уж… писец! Давно бы в баночку сходил… Нет, ему надо все нервы мне вымотать!
Колька пулей влетел в санузел.
— Сама ходи в баночку! А я нормальный человек и вправе рассчитывать на…
У него язык не повернулся сказать «на унитаз», поэтому он пресекся на полуслове и замолчал.
— Вот, сам не знает, чего хочет, а все туда же! — ворчливо констатировала Нонна.
А Кольке тем временем в голову пришла гениальность: он же все равно решил увольняться с радио, а Машуня — как раз юрист: значит, может посоветовать, как и что…
* * *
Машуня сидела на кухне и смотрела, как Геракл изгаживает все вокруг. Он ел жирный суп и выплевывал вокруг себя картошку и макароны. Покончив с питанием, питомец сыто хрюкнул и начал вытирать об пол свою плоскую морду.
— Свинья! Вот свинья! — обозвала его Машуня и пошла за тряпкой.
Геракл знал это с детства, поэтому не обиделся.
— Отойди и не размазывай! — шугнула она его.
Пикинес прошлепал по картошке и, зацепив лапой макаронину, потащил ее в прихожую.
— Опять Геракл помойку устроил? — произнесла мама, входя в кухню. — И чего мы его держим — ума не приложу.
— Он наше животное! — отозвалась с пола Машуня, поспешно скрывая следы собачьего преступления.
Но на самом деле мама пришла вовсе не для того, чтобы обличать Геракла. Она только что посмотрела по телевизору кино всех времен и народов «Москва слезам не верит» и теперь ей остро хотелось побороться за счастье родного ребенка.
— Дочь, — проговорила она нежным голосом, — я вот тебя давно хотела спросить: а как у вас дела с Федорчуком?
Машуня хмуро посмотрела на нее.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, когда вы поженитесь?
— Ма-а-ам! Ну что ты за дурацкие вопросы задаешь?! И вообще сейчас жениться не модно, сейчас модно жить гражданским браком…
— Это как это? — сделала непонимающее лицо мама. Ее любимым развлечением при общении с дочерью было притворяться, что она намного глупее, чем на самом деле.
— Это без штампа в паспорте, — отозвалась Машуня.
От таких слов мама аж припала к косяку.
— Господи, что люди-то скажут?!
Машуня ничего не ответила и продолжала возить тряпкой по полу. Вот чего маме не живется своей собственной жизнью? Чего ей обязательно надо все узнавать про Федорчука? Когда у них случится что-нибудь из ряда вон выходящее (типа рождения потомства или выход на пенсию), она ей все скажет.
В этот момент раздался спасительный телефонный звонок, отвлекающий от неприятных разговоров.
Машуня стремительно ринулась к трубке.
— Алло, Маша? — раздался Колькнн голос.
— Привет! — удивилась она ему. — Что случилось?
— Ты ведь юрист, да? Ты не могла бы мне помочь уволиться с радио?
— А что, это так сложно?
— Да! Мне Ковров не дает расчета. А я не могу у него работать после того, что он сделал…
Машуня секунду подумала.
— Ну ладно, я сейчас буду.
* * *
