– Что такое? – спрашивает Тодд.
Пропустив мимо ушей этот вопрос, Наташа начинает говорить об учебе: о лекции, что была в девять часов, как был одет преподаватель, что он сказал о последователях фовизма
[8]
. Ну, она хотя бы теперь с ним разговаривает. Но когда приносят еду, Наташа впивается в сэндвич и снова смолкает. Он принимается рассказывать, как прошло утро, о череде своих злоключений, начавшихся с потери ключа. Тодд пытается ее развеселить, рассмешить, но она думает о чем-то другом. Выпив пиво, он заказывает еще одно. И только доев все до последней крошки, когда перед ней остается лишь чашка чая, Наташа ставит его перед фактом. И это как обухом по голове.
– Как такое могло случиться? – вопит Тодд. – Я думал, ты пьешь таблетки.
Наташа шикает. Она побледнела и как будто смущена.
– Я думала, ты хочешь детей.
– Конечно, хочу! – орет он.
Конечно же, он хочет детей, хотя, наверное, «дети» – неподходящее определение для его желания. Наташа хочет «детей», подразумевая под этим несчастных беспомощных созданий, которым постоянно нужно ее внимание и которые взамен дают чувство родства и связи с чем-то большим. А он хочет другого. Ему нужны потомки, наследники, или хотя бы один, желательно сын, у которого будет его ДНК, новый он, который займет его место, когда его самого не станет. В молодости Тодд этому большого значения не придавал, да так бы и не задумался на эту тему, если бы не проснулся однажды утром со страстным желанием иметь потомство. Оно поселилось в нем, словно вирус, и потом, когда он познакомился с Наташей, мутировало в безудержное и никогда не покидающее устремление. Тодду стало казаться, что его жизнь на данный момент – пустырь. И именно поэтому он неустанно ее добивался. Ее любовь к нему означала, что еще не слишком поздно.
– Конечно, я хочу детей, – повторяет он. – Но не так.
– Как так?
– Вот так. Чтобы ты вываливала на меня такие новости за обедом.
– А когда мне надо было на тебя это вывалить?
– Мы эту тему даже не обсуждали.
– Обсуждали. Ты хотел детей.
– Это к делу не относится.
Тодд снова перешел на крик, и теперь по ее лицу он понимает, что теряет ее. Наташа встает, берет рюкзак со спинки стула, уходит. Тодд хватает бумажник, кладет под тарелку несколько банкнот и поспешно выходит за ней, испугавшись, что она уже убежала, но Наташа спокойно стоит неподалеку.
– Мне надо на занятия, – говорит она.
Тодд обнимает ее за плечи, и так они идут по Лумис-стрит к Гаррисон.
– Могу сделать аборт, – предлагает Наташа.
– Можешь сделать?
– Если ты этого хочешь.
Эти слова для него как луч света, надежды, и паника немного отступает. Тодд останавливается и разворачивает Наташу лицом к себе.
– Какой срок? – спрашивает он. – В смысле, можно еще сделать?
Она смотрит на него с такой яростной ненавистью, что он в буквальном смысле отскакивает.
– Ты же сама об этом сказала.
Они продолжают препираться, и Тодд даже забывает выяснить, как это вообще произошло. Ему и в голову не приходит, что Наташа могла сделать это нарочно. Он по природе своей не подозрительный и не мстительный, так что, ни в чем ее не обвиняя, Тодд переходит к попыткам решить задачу, точно так же, как он разбирался бы с текущей трубой или серьезным долгом. «Не переживай… мы все уладим… все будет хорошо», – говорит он, но эти слова не находят отклика.
– Ты все еще говоришь об этом так, будто это проблема, – отвечает Наташа.
– Ладно, ладно. Но мне уже не двадцать один год. С учетом моего прошлого все не так просто. И вообще я в данный момент не свободен.
– И чья в том вина? Ты должен был рассказать ей все уже давно.
Тодд не понимает, правда ли это. Не помнит, чтобы он соглашался признаться во всем Джоди. Но помнит, что Наташа точно пыталась его заставить.
– Не уверен, что я собирался ей рассказывать, – отвечает он. – Но теперь точно придется.
На него вдруг снисходит озарение. Если Наташа не сделает аборт, все узнают. Может, не прямо сразу, но обязательно. Джоди. И Дин.
– Отцу, наверное, лучше об этом не знать, – говорит Тодд. – По крайней мере, сейчас.
Наташа пошла дальше. Он отстает от нее на несколько шагов.
– Я уже сказала ему, – бросает она через плечо.
Тодд догоняет ее большими шагами.
– Ты сказала Дину? Когда?
– После того, как с тобой поговорила.
– Не могу поверить.
Наташа пожимает плечами, и до него доходит, что она просто решила ему отомстить, когда он нагрубил ей по телефону в ответ на ее вопрос, поговорил ли он с юристом.
– Что именно ты сказала? Ты же не рассказала, что я… про нас.
– А ты как думаешь? Я все расскажу, не уточнив, от кого?
– Вообще не обязательно было это делать.
Она снова пожимает плечами, и в этом дерзком жесте все – уязвленное самолюбие, гордость, жестокость. Наташа нарочно не сбавляет шаг, чтобы ему приходилось чуть не бежать за ней. Тодд чувствует себя тараканом у ее ноги.
– Постой, – говорит он, – давай поговорим.
– О чем тут говорить?
– О многом. Нам многое надо обсудить. Какой срок? Ты когда узнала?
– Срок не знаю. Поняла сегодня утром.
– Утром? У тебя же занятия были.
– С самого утра. Как только проснулась. Это именно так и делается.
Тодду ничего даже не известно о тестах на беременность.
– Что именно случилось, когда ты проснулась?
– Я пописала на пластиковую палочку. В аптеке продается. Если результат положительный, появляется розовая полоска.
– Пластиковая палочка?
– Не только. И месячных нет.
– Но ведь чтобы убедиться, надо к врачу сходить.
– А ты мечтаешь, чтобы это было не так.
Теперь они идут по Харрисон-стрит на восток. В обе стороны спешат толпы студентов, они застревают в толчее.
– А как отец воспринял? – интересуется Тодд.
– А ты как думаешь?
– Не обрадовался.
– Да.
– Что сказал?
– Что шею тебе свернет.
– И все?
– А этого мало?
– Наверняка же что-то еще сказал.
– А, да, чуть не забыла. Обещал поговорить с Джоди.
Тодд провожает ее взглядом до дверей Генри Холла, после чего направляется к машине, уже сожалея о том, какую фигню наворотил. Ясное дело, ситуация деликатная и будет его какое-то время преследовать, и ему следовало бы быть тактичнее. Хотя всерьез это ничего бы не изменило. Женщины рожают или не рожают исключительно по собственной прихоти, и что хочет какой-то там мужик, пусть даже ответственный, вообще никого не интересует. И никуда от этого не деться. Мужики – племя лохов, даже не осознающих, что самый большой риск в их жизни – это секс. Теперь весь его мир меняется, а он ни черта не может с этим поделать. Что бы кто ни говорил, правила устанавливают женщины. В его случае Наташа. И на данный момент он ее расстроил, а предстоит еще и разговаривать с Дином и Джоди. Вопреки его желанию стать отцом сына, наследника, называйте, как хотите, сию минуту все слишком уж сложно, чревато весьма неприятными последствиями, и развивается ситуация чересчур стремительно. Тодд как будто оказался в машине, которую выносит на встречную полосу. И неважно, что он даже не понимает, как в нее попал. Ответственность нести ему.
