Джоди: Психических отклонений не диагностировалось, если вы об этом. Просто у него был такой этап развития. Потом кончился.
Джерард: Как родители справлялись с таким поведением Райена?
Джоди: Я с этим справлялась. Это была моя обязанность.
Джерард: Как так вышло?
Джоди: Потому что от родительского воздействия было только хуже. Отец вел себя слишком строго, а мама, ну, просто стояла и беспомощно заламывала руки.
Джерард: Родители просили тебя о помощи или это была твоя инициатива?
Джоди: Думаю, поначалу моя, а потом они уже стали на меня полагаться.
Джерард: И как ты при этом себя чувствовала?
Джоди: Прекрасно. Райен успокаивался. Мама тоже. Папа отставал от него. Все устаканивалось.
Джерард: А как тебе было от того, что они на тебя полагались, что это твоя обязанность?
Джоди: Наверное, надо признаться, что хорошо. Я была всего лишь ребенком, а мне предоставили такую власть и ответственность. Думаю, это давало мне ощущение силы. Это точно повлияло на мое восприятие себя, и, в конечном итоге, на выбор профессии. Тот факт, что именно со мной Райену становилось лучше.
Джерард: Ты сказала об ответственности. Каково тебе было нести ответственность за благополучие брата? Ты же, как ты сама отметила, сама была ребенком.
Джоди: Я любила Райена. Помогать ему для меня было естественно. Я даже не задумывалась.
Джерард: Перешло ли это чувство ответственности за него во взрослую жизнь?
Джоди: В смысле чувствую ли я ответственность за Райена, который уже повзрослел? За Райена, у которого нет личной жизни, нет любимой работы, который не разговаривает почти ни с кем из родственников? Который, по сути, плевать хотел на все адлеровские ценности? Чувствую ли я ответственность за этого Райена?
Джерард: Да.
Джоди: Я не ожидала такого вопроса. Ну, наверное, да. Естественно, я думаю, что несу за него ответственность. На каком-то уровне, наверное, да.
Джерард: Как ты считаешь, почему это так?
Джоди: А вы бы думали иначе? Да и вообще кто-то другой? В подобных обстоятельствах?
Джерард: Как бы ты описала эти обстоятельства?
Джоди: Ладно, может, я подразумеваю не совсем ответственность. Скажем так, я за него беспокоюсь. Я хотела бы ему помочь, но я не могу. Он мне не позволит.
Джерард: Как ты думаешь, в чем причина твоего беспокойства?
Джоди: Я хочу, чтобы Райен был счастлив. Жил полноценно. Чтобы в старости он мог оглянуться на свою жизнь и увидеть, что правильно ею распорядился, не упустил данные ему возможности, чтобы у него была какая-то цель, чтобы он ей следовал, чего-то добивался.
Джерард: Давай вернемся к твоей цели, какова цель твоего волнения за брата?
Джоди: В каком смысле?
Джерард: Что будет, если ты перестанешь за него переживать?
Джоди: Вы видите в этом проблему?
Джерард: Как по-твоему, зачем вообще волноваться?
Джоди: Разве у волнения есть цель?
Джерард: Как ты считаешь, лучше ли Райену от того, что ты за него переживаешь?
Джоди: Ладно. Есть. Я поняла. Разумеется, ему от этого не лучше; но мне лучше. Пока я за него хотя бы волнуюсь, мне кажется, что я как-то стараюсь, как будто бы не бросила его.
Джерард: Это бы ты почувствовала, если бы перестала переживать за него? Что ты его бросила?
Джоди: Наверное. Да.
Джерард: А еще что?
Джоди: Думаю, мне казалось бы, что я порвала с ним отношения. Больше не чувствовала бы взаимосвязи. Если задуматься, я с ним и редко вижусь, и не могу сама связаться. Что же между нами останется, если я не буду волноваться?
Джерард: Значит, когда ты беспокоишься за Райена, ты чувствуешь с ним связь. А если ты перестанешь и связь прервется, и что тогда?
Джоди: Я буду переживать из-за того, что она порвана. Наверное, это смешно звучит.
Джерард: Не смешно. Но, я думаю, есть лучшие способы продолжать чувствовать связь с Райеном, чем волноваться.
Джоди: Например?
Джерард: Я бы предпочел, чтобы ты сама об этом подумала. Пусть это будет твоим домашним заданием.
20. Он
Тодд едет в спортзал – вдруг звонит Наташа. Она хочет, чтобы он вернулся к семи, и просит принести вина к ужину. Вот вам и Наташа. Джоди никогда не давала ему таких срочных поручений. Не в том дело, что Тодд не хочет покупать вино; но ему не нравится, как она об этом говорит, словно рассчитывает на повиновение, как будто она может им командовать. А где же все это «ты мне – я тебе», хотелось бы ему знать. Ведь она не убирает в квартире, не готовит. Но как только он входит в дом, сразу велит ему сделать что-нибудь по кухне.
Он сворачивает с Мичиган-авеню на Адамс и едет обратно, до винного магазина в Принтерс-роу. Там полно народу, в кассу очередь. На тренировку он уже опоздал, так что Тодд принимает решение выпить пива. Как давно он не сидел в баре с кружечкой! Поначалу он не был против, что Наташа так за ним следит. С учетом того, что она молода и помешана на сексе, это скорее внушало уверенность. Но так же не может продолжаться вечно. К тому же, теперь все по-другому. Наташа беременна и сама никуда не ходит.
В общем, черт с ним, Тодд решил заскочить ненадолго в бар. И как раз вовремя вернется к ужину. Она, конечно, унюхает и поругается, но все равно будет не хуже, чем когда он вернулся в три утра после визита к Джоди. Наташа не поверила, что он все это время провел с Гарри, хотя Тодд воображал, что придумал вполне правдоподобную версию.
– Мы сидели в баре до закрытия, а потом пошли в клуглосуточную столовую есть яичницу.
– Ты был у Джоди, – сказала она, как ясновидящая.
В итоге Наташа вынудила Тодда признаться. Но он сказал, что пересекся с Джоди ненадолго, да и то до, а не после встречи с Гарри. Зато это объясняло, что он привез одежду. Не придется ее прятать. А еще он добавил, что ничего не скрывал бы, если бы она так, блин, за ним не следила.
Приехав в «Дрейк» и усевшись за барную стойку, Тодд чувствует себя так, будто вернулся домой. Ему нравится интерьер из полированного дерева и кожи, электрические сумерки, ряды сверкающих бутылок и стаканов, гул голосов и толкотня, первый длинный глоток пенистого бочкового пива, поставленного перед ним его другом-барменом. Тодд переключает внимание на происходящее вокруг него общение, на атмосферу свободы и возможностей, складывающуюся, когда люди, закончив работу, берутся за первый стакан, на ионы и феромоны, приливы и отливы разговоров и смеха, растущие надежды.
