Они возвращаются за стол и жадно берутся за ризотто с морепродуктами. Элисон рассказывает о том, как отвратительно себя ведет бывший мужик Кристал, и о том, что та пытается связать ему руки уже с помощью суда. Потом она переходит на войну между двумя девчонками, Брэнди и Суки, которая дошла до того, что они уже режут друг другу костюмы. Джоди вежливо слушает, но внутри невольно думает о своем. Разумеется, она сама виновата, что Элисон больше занята чужими проблемами, в то время как у нее, Джоди, такие трудности. Ей уже не терпится открыться подруге, все рассказать, но она медлит. Элисон посмеется, узнав, что она тут окопалась и все так усложняет, хотя в итоге исход будет один.
Но после обеда, когда они отсели от стола подальше, скрестив ноги и переключившись с вина на кофе, Элисон задает неожиданный вопрос.
– Тодд женится на той девчонке?
И тут Джоди начинает видеть, что за человек ее подруга. Она рассказывает ей все, в самых унизительных подробностях – особенно о том, как она сделала из себя жалкую затворницу, – а Элисон кивает, соглашается, по сути, большего одобрения и поддержки и ждать нельзя.
– Правильно поступаешь, – говорит она, – он не должен уйти безнаказанным.
– Но он-то все равно уйдет, – отвечает Джоди. – Вряд ли я могу его как-то остановить.
– Ошибаешься. Мы можем решить эту проблему.
– Решить эту проблему?
– Несомненно.
– Ха-ха, – смеется Джоди, – хорошо бы.
– Ты думаешь, я шучу.
– Не шутишь. Но как это сделать? Мне даже адвокат не помог.
– Все возможно, – настаивает Элисон. – Нужно просто немного времени, все подготовить.
– Хорошо, – соглашается Джоди.
– Сколько у нас? – спрашивает Элисон.
– Не понимаю.
– Известно, когда он женится? После свадьбы возможностей станет куда меньше.
– Ты хочешь узнать дату свадьбы?
– Твой друг тебе не сказал? Этот Дин?
– Вторая суббота декабря.
– А сегодня что? Так. Думаю, уложимся. Надо сначала выяснить про завещание. Если оно все еще на тебя…
– Да. Насколько я знаю. Ну, то есть, он мог переписать, – об этом Джоди не думала совсем. Мысль о том, что он несомненно изменит завещание в пользу жены и ребенка, все равно что новая пощечина.
– Может, не успел, – говорит Элисон. – Есть вероятность. Он женится, наверняка подумал, что это сейчас ни к чему. Ведь после бракосочетания любое текущее завещание будет аннулировано, – Элисон складывает салфетку в несколько слоев, расправляет, переворачивает, делает из нее прямоугольник, затем квадрат. – Закон – скотина равнодушная, – добавляет она. – Они заставят тебя побегать, а в итоге все равно лишат всего, в том числе самоуважения. Тысячу раз это видела. О законе забудь. Я сделаю один звонок и верну тебе твою старую жизнь. – Она отталкивает салфетку и принимается осматривать стол – солонка, канделябр, стакан с водой, кофейная чашка… и выстраивает их в ряд, как солдатиков.
Джоди поднимается и достает из шкафа бутылку.
– Очень хороший Арманьяк, – говорит она. Аккуратно и сосредоточенно, не делая лишних движений, она наливает янтарную жидкость в стакан и подает подруге.
Внутри ее творится революция, как будто от всего жизненного опыта можно отстраниться в одном разговоре. Джоди бросает свое бесполезное сопротивление закону, жалкую невинность, ощущение, что она не может ни на что претендовать и оказалась козлом отпущения юридической системы, как змея сбрасывает кожу. Прелесть в том, что ей не надо ничего решать. Например, чтобы преодолеть собственные запреты, ей достаточно разозлиться, сделать это хладнокровно, иметь дело с последствиями. Затерявшись в пустыне, ты пьешь плохо пахнущую воду, предлагаемую подругой. Получив смертельную рану, отдаешься в руки хирурга. Уже не взвешивая «за» и «против». Сейчас речь идет о том, чтобы просто выжить.
– Ренни надежный, – говорит Элисон. – Муж из него паршивый, но связи у него хорошие. И он передо мной в долгу. Ну, и деньги ему не помешают. Но не переживай, для тебя цена будет нормальная.
Джоди пленяет этот параллельный мир, где ее проблема просто исчезает, причем не только необходимость сохранить дом, но и все, что маячит в перспективе, – то, что Наташа займет ее место, бесконечные дни, которые ей предстоит переживать один за другим, в то время как Тодд будет продолжать есть, спать, сношаться в другой части города. Мир без Тодда – это не то чтобы новая идея, это целая новая категория идей, которая как раз сейчас выковывает в ее голове под себя новые извилины, словно роющий тоннель червь. Но что удивляет всерьез – это подруга. Элисон всегда ей нравилась, но сейчас Джоди осознает, что недооценивала ее, и смотрит на нее свежим взглядом.
– Платить надо будет наличными, – говорит Элисон. – Но снимать их в банке с карты нельзя. Подобные транзакции можно проследить. Если возьмешь большую сумму, за тобой будут следить с ищейками.
Джоди понимает, что Элисон имеет в виду полицию, судью, присяжных, следователя – всю правовую систему.
– У меня на банковском счету все равно не много, – признается она.
– Будет. А сейчас, может, тебе продать что-нибудь? Драгоценности. Или что из этих безделушек, – и две пары глаз принимаются оценивать, что есть в комнате. Золотые статуэтки из Перу, литография Матисса
[15]
, картина Раджпута в золоченой рамке.
– И не через агента. Найди покупателя в Интернете, – она берет руку Джоди и всматривается в кольцо с камнем. – Лучше выбирать небольшие объекты, которые можно донести самой. И пусть расплачиваются наличными. Действовать надо быстро. И набери еще на поездку. Когда придет время, тебя здесь быть не должно.
24. Он
Утро. Он сидит за столом. Обертки от сэндвичей валяются в мусорной корзине, стоящей возле левого ботинка, там же – картонный стаканчик из-под первого утреннего кофе. Второй кофе еще не выпит. Несмотря на кофеин, Тодд чувствует себя как с похмелья, он едва удерживается в бодрствующем состоянии, но в то же время очень хорошо чувствует движения зверька в животе. Он принимал Наташино снотворное, но оно никак не повлияло на гложущее его изнутри, фыркающее и царапающееся существо, которое как будто бы само никогда не спит и хозяину не дает засыпать глубоко и надолго. Это чувство – как будто в нем поселился раздражительный жилец – и знакомое, и незнакомое одновременно. Когда-то, еще недавно, Тодд наивно полагал, что Наташа уймет эту боль навсегда, что их любовь – это некое заклинание, благодаря которому он всегда будет в безопасности.
Услышав, что вошла Стефани, он смотрит на часы. Она всегда считала, что «начало рабочего дня» – понятие растяжимое, но в последнее время даже оправдания себе придумывать не удосуживается. Тодду не нравится, что она думает, будто он настолько добрый и щедрый. Надо с ней поговорить, объяснить свой взгляд на пунктуальность. В идеальном мире он даже сделал бы ей предупреждение. Загвоздка в том, что, судя по ее поведению в последнее время, она может уйти. Стефани стала отстраненной, чуть не грубой, наверняка это потому, что она занимает сторону Джоди.
