– Хорошо – если хочешь. Только не понимаю, к чему такая секретность? Как же ты рассчитываешь завоевать ее сердце, если она о твоих чувствах и не подозревает?
– Вряд ли это возможно. За такого, как я, она не пойдет.
– Почему ты так уверен? – возразила Элеонора. – Ты ведь ее даже не спрашивал. По-моему, она замечательно к тебе относится.
– Она просто благодарна мне, так же как и вам, потому что мы спасли ее от обряда сати.
Закари говорил об индийской традиции, согласно которой вдова умершего мужчины должна быть сожжена вместе с ним в погребальном костре – обычай, с которым британцы безуспешно боролись. Когда Элеонора, Бартвелл и Закари отправились в Индию, дабы посетить рубиновое месторождение, которое Элеонора намеревалась приобрести, они увидели как раз такой костер. Керани была привязана рядом с телом мужа, и к горе дров вот-вот должны были поднести факел. Держа разъяренную похоронную процессию под прицелом пистолетов, Бартвелл и Элеонора заставили их отойти в сторону, а Закари тем временем забрался наверх и разрезал веревки, связывавшие перепуганную женщину. Керани бежала вместе с ними, прекрасно понимая, что в родной стране для нее теперь нет места. Желая отблагодарить своих спасителей усердной службой, она вызвалась ухаживать за детьми.
– С тех пор уже несколько лет прошло, – напомнила Элеонора. – Теперь она хорошо относится к тебе как к другу, а не только как к своему спасителю.
– Керани из высокой касты. Вряд ли она увидит во мне равного.
Элеонора скорчила гримасу:
– Вряд ли после того, что с ней произошло, Керани захочет дотошно соблюдать индийские традиции. Кроме того, ты себя недооцениваешь. Недурен собой, с хорошей работой и, как я догадываюсь, солидными накоплениями.
Закари слабо улыбнулся:
– Вы правы, я откладывал деньги. Но сумма пока слишком мала, чтобы думать о создании семьи.
Элеонора знала, что спорить с Закари бесполезно, поэтому мягко сказала:
– И все-таки подумай о том, чего хочет сама Керани. Возможно, собственному дому и слугам она предпочтет возможность быть вместе с тобой.
Закари, чуть нахмурившись, покачал головой:
– Хорошо вам. Вы всегда абсолютно уверены в своих решениях. А вот я иногда сомневаюсь.
Элеоноре было известно, что так о ней думают все, и в большинстве случаев это была правда. Элеонора действовала решительно. Но сейчас, когда дело касалось лорда Нила, она, если честно, не знала, как лучше поступить.
– Хорошо, не буду тебя принуждать, – ответила она. – Так ты соберешь информацию о лорде Ниле?
– Да, разумеется. Что именно вас интересует? Финансовое положение? Личная жизнь?
– Все, что покажется тебе важным. Наверное, в основном финансы. А вообще-то все, что доказывает, мог он организовать вчерашнее ограбление или нет.
– Хорошо. Приступаю немедленно.
После ухода Закари Элеонора несколько минут сидела неподвижно, мысли в голове вертелись, будто водоворот. Она опустила голову на руки и невидящими глазами смотрела в пространство, когда пришел лакей и объявил, что к ней пришли.
Энтони! Внутри все сжалось, и Элеонора встала:
– Кто меня спрашивает, Артур?
– Какой-то иностранец, миледи. – Лакей протянул ей визитную карточку на серебряном подносе.
Элеонора взяла ее и прочла имя:
– Дарио Параделла? Дарио! – Она заулыбалась. – Проводи его в гостиную, Артур. Я сейчас спущусь.
Мужчина, ожидавший ее в гостиной, был примерно одного роста с Элеонорой, худощавого телосложения и очень привлекательной наружности, а темные волосы, хоть и были подстрижены коротко, заметно вились. Большие влажные карие глаза, гладкая оливковая кожа, одет безупречно, даже щегольски. Когда Элеонора вошла в комнату, мужчина улыбнулся и встал, чтобы подойти к ней и галантно припасть к ее руке.
– Леди Скарбро. Рад вас видеть.
– Леди Скарбро? Дарио, как официально! Раньше вы называли меня просто Элеонорой.
Дарио улыбнулся и слегка пожал плечами:
– Я засомневался, уместно ли. Возможно, в Англии другие правила, более строгие.
– Но я-то все та же, – улыбнулась Элеонора. Встреча с Дарио навевала одновременно и радость, и печаль. В Италии он был лучшим другом Эдмунда, именно с Дарио он начал ходить в море. Богатый человек, живущий в свое удовольствие, Дарио был покровителем искусств и любил долгие интеллектуальные беседы на различные темы, включая и музыку. Элеонора сразу вспомнила, сколько вечеров они с Эдмундом провели вместе с Дарио и другими, разговаривая и смеясь до поздней ночи.
– Проходите. Присаживайтесь. Могу я предложить вам чаю? – Элеонора указала на кресло. – Или, может, кофе? Вы ведь, кажется, больше любите кофе?
– Нет, спасибо. Не утруждайтесь. Для меня достаточное удовольствие любоваться вами. Выглядите прелестно. Как поживаете?
– Спасибо, хорошо. Хотя, конечно, скучаю по Эдмунду. – Элеонора пожала плечами. – Но жизнь продолжается. – Она улыбнулась. – Давайте лучше поговорим о вас. Что привело вас сюда, в Англию?
– Что я могу сказать? С тех пор как вы уехали, в Неаполе стало невыносимо скучно.
Элеонора рассмеялась:
– Какой же вы льстец.
На загорелом лице вспыхнула белозубая улыбка.
– Это чистая правда. Меня одолела скука. Вот и решил отправиться путешествовать. И сразу выбрал Англию. Мой друг всегда говорил о ней с такой любовью. «Здешний климат лучше для моих легких, – говорил он, – однако сердцем всегда остаюсь на родине».
– Прелестно, – ответила Элеонора. Она не стала озвучивать свои сомнения в том, что Эдмунд выразился таким изящным образом, однако смысл, скорее всего, был тот же.
– И вот я здесь, – завершил Дарио.
– Надолго?
– На пару недель. На месяц. Посмотрим.
– Пока вам снова не станет скучно? – предположила Элеонора.
– Как хорошо вы меня знаете!
– В таком случае будем стараться развлечь вас как можно лучше, чтобы вам не захотелось уезжать, – шутливо произнесла Элеонора. – Завтра вечером я еду в оперу. Разумеется, после оперы в Неаполе наша покажется вам жалким подобием, однако, если пожелаете составить мне компанию…
– Только об этом и мечтаю, – заверил ее Дарио, приложив руку к груди. – Почту за честь сопровождать вас.
Как приятно снова выйти в свет, подумала Элеонора и вплыла в двери оперы, опираясь на руку Дарио. С грустью она вспомнила об операх, которые они с сэром Эдмундом слушали вместе, однако в этих воспоминаниях нежности было больше, чем боли. Только сейчас Элеонора поняла, насколько за эти полгода почти полного затворничества соскучилась по этой живой, бурлящей атмосфере. На секунду Элеонора замерла, впитывая шум и суету толпы, блеск украшений и обильное богатство парчи, бархата, атласа и шелков всех существующих цветов, от целомудренно белых платьев дебютанток до ярких нарядов замужних модниц.
