— Она научила меня всему, что я должен был знать, и даже немного больше. Моя молодость не позволяла мне сдерживаться. За время урока я доходил до точки, наверное, раза четыре. Но она продолжала терпеливо ласкать меня, нашептывая на ухо и водя мою руку по своему телу, пока мне не стали известны все женские места наслаждения.
Мередит сглотнула, закрыв глаза. Ее муж описывает ей свой первый опыт с другой женщиной. Это должно казаться неприятным, но слова, произносимые низким завораживающим голосом, лишь согревали и расслабляли ее изнутри. Язык так распух, что Мередит не могла пошевелить им, а не то чтобы что-то сказать.
— Каждому нужен опытный учитель, — между тем продолжал он. — Кто-то, кто сделает это красивым, а не пугающим.
Девлин пригладил густую копну ее волос и поднял их в руках. Она слегка повернулась к нему спиной, чтобы облегчить ему расчесывание. Придерживая массу локонов, Джереми запечатлел мягкий поцелуй на чувствительной коже затылка.
Мередит прямо-таки затрепетала от смеси наслаждения и страха. Лучше бы он остановился. Она не могла вынести, что Девлин увидит ее нелепо длинные ноги и крупный торс. Возможно, если бы он лицезрел Мередит только одетой, у него бы создалось обманчивое впечатление о ее хрупкости и изящности.
Джереми покусывал ее шею, и перед мысленным взором Мередит промелькнула картина, заставившая содрогнуться: жеребец в охоте гоняется за кобылицей и жестко хватает ее зубами за холку, чтобы подчинить себе.
— Расслабься, любовь моя, расслабься, — прошептал Девлин. — Доверься мне. Я хорошо позабочусь о тебе.
— Нет, Джереми, нет.
В ее голосе зазвучало неподдельное отчаяние.
— Почему ты так напугана? — Он был, казалось, больше озадачен, чем рассержен. — Неужели я такое чудовище?
— Нет… Да… Я не знаю. Ты сказал, что отомстишь за… за то, что я сделала с тобой.
Джереми настолько поразился, что даже замолк на некоторое время.
— Ты думаешь, я собираюсь в отместку причинить тебе боль? Считаешь, я настолько жесток, что могу превратить твою первую ночь любви в ад?
— Ты… Ты смеялся, словно подразумевал наказание в постели.
— Я не говорил «накажу».
— Но сказал, что отомстишь? — не унималась Мередит.
Джереми вздохнул и уложил ее на спину, не отрывая глаз от лица жены.
— И обязательно сделаю это… Но сие не всегда означает наказание в том смысле, как ты привыкла понимать. Моя месть заключается в том, чтобы дать тебе такое наслаждение, от которого ты пожалеешь о порке.
— Я уже сожалею! — жалобно и обреченно простонала она.
— Вот и хорошо. Тогда, возможно, моя месть будет состоять в том, чтобы ты признала во мне своего господина и страстно желала моей ласки. Я постараюсь так хорошо привязать тебя к себе, что ты даже и не подумаешь взглянуть в сторону других мужчин.
— Я никогда не изменю своему мужу! — горячо запротестовала Мередит.
— Знаю. И поэтому убью любого, кто посмеет коснуться тебя.
Она была изумлена. В его словах не прозвучало ни кичливости, ни бравады — только спокойная констатация факта. Мередит не знала, как отреагировать на это, и ухватилась за ранее сказанную фразу.
— Ты никогда не будешь моим господином. Девлин улыбнулся и заговорил с ней таким же бархатистым голосом, как и губы на ее шее.
— Нет? Я уже умею разжечь тебя, а сегодня постараюсь узнать и другое Мне хочется доставить тебе настоящее наслаждение… Только нужно определить — каким именно образом. Что еще мне нужно знать?
— Тысячи вещей, на которые ты не способен.
Она теряла нить разговора. Рука Джереми лежала у нее на животе, своим жаром обжигая тело сквозь ткань сорочки. Его рот покусывал шею, язык эротично кружил по коже. Мередит испытывала замешательство и какую-то неопределенность.
— Зачем тебе это? Почему ты хочешь доставить мне удовольствие?
— Потому что мне это приятно, — искренне ответил Девлин. — Позднее я научу тебя доставлять Удовольствие мне. Но чтобы нам обоим было хорошо, я должен вначале научить тебя испытывать наслаждение.
Его рука скользнула вверх по грудной клетке и мучительно-соблазнительно задержалась под мягкой выпуклостью груди. Пальцы смяли ткань, сдвигая вырез рубашки до тех пор, пока розовый кружок соска не выглянул наружу, потемневший и набухший. Он остановил неугомонное путешествие губ, чтобы полюбоваться полуобнаженной сферой. Мередит стыдливо закрыла глаза, тем не менее ощущая горячее покалывание во всем теле. Его тяжелый жаждущий взгляд, буквально пожирающий ее, тревожил больше, чем собственная нагота.
Джереми сел, поднял руки к бретелям и опустил их. Она чисто инстинктивно ухватилась за вырез рубашки. Он проглотил ком, вставший в горле, и тихо произнес:
— Я хочу посмотреть на тебя, Мередит. Не бойся… Я хочу видеть тебя всю-всю. — Его голос звучал хрипло, а слабая дрожь свидетельствовала о большом чувстве намного яснее, чем слова.
— Пожалуйста, нет, — прошептала она, презирая себя за то, что умоляет этого мужчину. — Я… Я не вещь, чтобы меня разглядывать.
— Заметь — восхищенно разглядывать. Конечно, ты не вещь, но принадлежишь мне. Ты — моя жена. И тебе пришлось видеть меня выставленным на обозрение перед толпой…
— Но не совсем же обнаженным!
— Зато лишенным достоинства да еще при огромном стечении людей… Действительно, как вещь, а не человек.
— Мне очень жаль. Если бы я как-то могла избавить тебя от позора, то обязательно сделала бы это. — Она открыла большие, полные слез глаза. — Тебе действительно нужно подвергать меня такому же унижению, чтобы облегчить свою боль? — Это не одно и то же. — Его мозолистая рука настойчиво погладила живот и ноги. — Я смотрю на тебя один… Нет ничего постыдного, когда ты делаешь это добровольно.
— Но ты ведь принуждаешь меня.
— Неправда, я прошу. Я твой муж. Мы теперь одно целое, помнишь?
— И ты веришь в это?
— Что мы одно тело, единая плоть? — Девлин наклонил голову, задумался. — Очень скоро мы сольемся воедино. Ты почувствуешь разницу и особенность такого соединения.
— Ты делал то же самое тысячи раз со многими женщинами.
— Но никогда — со своей женой, — возразил Джереми. — Мередит, ну как же мне объяснить тебе? Каждый раз это бывает особенным, неповторимым… Ты сама убедишься. Убедишься и поймешь, что любовники не стесняются друг друга. — Он поднес ее руку к губам и прижался обжигающим поцелуем к середине ладони. — Я весь горю для тебя… Позволь мне снять с тебя рубашку.
— Хорошо.
Отведя глаза, Мередит поднялась и начала стаскивать сорочку, но Девлин остановил ее и проделал это своими руками. Он спустил рубашку с плеч, вдоль всего тела, мимо бедер, и дал ей соскользнуть на пол. У него пересохло во рту, когда взгляд задержался на теле Мередит, охватывая каждую подробность: тяжелые округлости грудей с розовыми вершинами сосков, тонкую талию, крупные ягодицы, длинные и красивые ноги. Она обнаружила, что если закрыть глаза и не видеть его лица, то все не так уж и плохо. К тому же так не увидишь разочарования или насмешливости Джереми.
