Джереми почувствовал себя крайне усталым и возбужденным, его раздражал ее отказ дать ему возможность оправдаться. А последние слова жены больно укололи его сердце иглой ревности.
— Конечно, твоя земля, — колко парировал он. — Ничто другое не имеет значения, не так ли? Куда уж простому мужу сравниться с этим великолепным куском заболоченной территории. Ты же сделала все, чтобы иметь его — даже вышла за меня замуж.
— Да! Но, Боже, как я сожалею теперь об этом! Позволь сказать тебе, Джереми Девлин… Ты, может, и мой муж, но — не хозяин здесь. Земля не принадлежит тебе! Ты не можешь продать ее! Она моя! И поверь мне, я выпроводила твоего друга.
— Ты прекрасно знаешь, что все принадлежащее тебе имеет полное отношение и ко мне. Я имею полное право на эту собственность.
Ему хотелось схватить Мередит и трясти ее до тех пор, пока она не расплачется. Как может чувствительная женщина вот так без слез крушить своими злыми словами супружеские отношения, которые только-только пришли в норму?! Ей совершенно наплевать на него или на кого-то другого. Мередит любит только свою землю, свою бесценную «Мшистую заводь». Она даже не оставляет ему шанса для объяснений происшедшего.
— По закону — возможно… Но каждый человек на этой плантации работает на меня, а не на тебя. Я здесь Уитни… «Мшистая заводь» принадлежит только мне! Ты пытаешься забрать ее у меня, а я… — Она сорвалась, борясь со слезами; затем, собравшись с силами, продолжила, — Клянусь, я никогда не продам эту плантацию, даже если придется убить тебя во сне, чтобы помешать осуществлению твоих подлых планов.
— Ну, в этом-то я не сомневаюсь.
— Знаешь, я бы не испытывала сожаления, оборвав твою никчемную жизнь. Это значило бы не больше, чем раздавить жука на дорожке.
Кожа его лица, казалось, туго натянулась, побледнев под золотым загаром. Девлин ощутил глубокую боль в груди и горле. Мередит ненавидит его и всегда ненавидела. На короткое время страсть заглушила это страшное чувство, но теперь оно вернулось с новой силой. Он ничего для нее не значит. Джереми зло усмехнулся, горя потребностью ранить ее столь же сильно, как и она его.
— Благодарю за информацию. Теперь мне совершенно ясно, какое место я занимаю в твоей жизни. Ты самая холодная и самая мстительная женщина, которую я когда-либо знал. В тебе нет ни капли женского прощения или любви; спать с тобой — все равно что целовать скорпиона. Не знаешь, когда он повернется и ужалит. Поверь, уж лучше я буду проводить ночи в одиночестве… Надеюсь, твоя земля согреет тебя в постели. Всего хорошего, мадам.
Он резко повернулся и пошел прочь. Она услышала его шаги, прогрохотавшие вниз по лестнице, и стук задней двери. Мередит угрюмо прошла к окну и выглянула наружу. Несколько минут спустя она увидела, как Джереми появился из дверей конюшни верхом на Акробате и поскакал по дороге. Слезы затопили лицо потоками влаги. Мередит никак не могла отвлечься от картин, возникающих в ее воображении. Казалось, сердце вырвали из груди и бросили в котел с кипящей водой. Как ей жить без его прикосновений, без общения с ним? Остаток жизни, вырисовывавшийся впереди, казался жалким и ничтожным.
бросившись на кровать, Мередит громко разрыдалась. Следующие несколько дней им удавалось избегать друг друга.
Она окунулась в хлопоты по весенней уборке дома, немилосердно требуя от слег, чтобы нигде не оставалось ни пятнышка. Они выносили половики, тщательно выбивали их и складывали на чердаке. Они скребли и натирали воском полы до ослепительного блеска и раскладывали большие соломенные циновки, от которых становилось прохладнее в удушающей влажной жаре. Портьеры снимались и чистились, мебель полировалась; над кроватями развешивались москитные сетки для защиты от назойливых насекомых, которые всегда сопутствуют знойным дням. Ни один закоулок, ни одна щель не ускользали от требовательного и беспощадного взгляда Мередит.
Девлин все это время проводил либо на полях, либо в кабинете. Хотя Неб и был прирожденным руководителем, ему, как и Джереми, не хватало опыта, и они нуждались в помощи друг друга. Между этими двумя мужчинами завязалась любопытная дружба.
Оба крупные, сильные, сообразительные и вкусившие в полной мере «сладость» рабства, они тянулись друг к другу. С самого начала у них возникла своеобразная телепатическая связь, что очень помогало понимать мысли и замыслы другого.
Девлин предпочитал брать ленч с собой на поля и съедать его, беседуя с Небом, вместо того, чтобы обедать в молчаливой компании окаменевшей жены. Кроме того, он избегал и совместных завтраков, хватая на ходу кусочек тоста и ломоть сыра перед утренним объездом полей.
Оставался только ужин, и супруги страшились его. Мередит, все еще дрожащая от гнева и обиды, сидела, холодно поглядывая по сторонам и не говоря ни слова на протяжении всей трапезы, пресекая и подавляя любую попытку завязать разговор. Поэтому они все внимание сосредотачивали на еде. Каждый такой «горький» ужин все больше увеличивал пропасть между ними.
Мередит не хватало их былого общения. Ей так хотелось расспросить мужа о том, как идут дела на полях, хотелось многое узнать и поделиться своими заботами. Посеял ли Девлин рис? Как Неб справляется с работой управляющего? Лучше ли стали работать люди, получив свободу? Она теперь осознала, что за последние месяцы они сумели создать настоящую семью, и теперь чувствовала себя оторванной от нее. Но гордость и негодование удерживали Мередит от вопросов.
Джереми страдал не меньше жены. Ему тоже хотелось поговорить о работе и посоветоваться по тому или иному поводу. Словно маленький мальчик, желал похвастаться, что его план с бывшими рабами прекрасно претворяется в жизнь, что люди работают с огромным интересом и умением. Ему не терпелось увидеть, как она одобрительно просияет. Более того, Девлину хотелось вернуться к в ней постель и почувствовать ее теплое тело рядом с собой. Он мечтал о том, чтобы снова обнять ее, одной рукой небрежно поглаживая обнаженное плечо, вместе поговорить и посмеяться над событиями дня, их соседями — о чем угодно, не имеет значения — лишь бы вместе. А после задушевной беседы они бы занялись любовью — быстрой и жаркой, медленной и томной.
Мередит оказывалась постоянной радостью, источником наслаждения, когда они вместе. За несколько месяцев их брака она ни разу не надоела ему. Теперь, лишенный ее любви, Джереми томился по ней еще сильнее, чем до женитьбы. Однажды вечером, за ужином, Девлин поглядел через длинный стол на Мередит, сидящую в холодном уединении на противоположном краю. Усаживаясь там, она делала любой разговор совершенно невозможным. Джереми нахмурился, вспомнив, как жена пресекала его любую попытку объясниться. Когда злость Девлина поостыла, он осознал, что у нее имелись весьма веские причины для столь холодного презрения к нему. Когда Джереми шел к Эмерсону, то сам был зол и обижен на Мередит; он очень скоро отверг ту навязчивую идею об отъезде в Англию, но это нисколько не оправдывало его. Девлин повел себя эгоистично, даже порочно. Теперь же мысль о том, чтобы продать полученное в наследство владение Мередит и, бросив ее, уехать в Лондон, приводила его в ужас. Тот поступок являлся пережитком старого, равнодушного и горького «я» так называемого аристократического джентльмена, который бездумно искал удовольствий, не беспокоясь о последствиях. Теперь ему я в голову не пришло бы покинуть жену и «Мшистую заводь», как бы она ни провоцировала его. Поразительно, но он сильно изменился. Девлин даже не мог предположить, что именно вызвало это отвращение. Может, месяцы подавляющей гордость службы? Или сладкая страсть Мередит? Возможно, удовольствие, получаемое от ее остроумного общества? Или сыграло свою роль сочувствие Мередит всем больным и слабым? Наверное, сама «Мшистая заводь», требовавшая его ума, сердца и силы, каким-то образом проникла к нему в самую душу настолько глубоко, что даже больно думать о том, чтобы покинуть ее. Или, скорее всего, все это вместе…
