Голос монахини по мере приближения становился все громче, и Хантер, наблюдающий в щелочку, увидел женщину, ведущую за руку Мэри Маргарет.
— Ты разве не знаешь, что, поступая так, ты оскорбляешь Бога? Иисус видит все твои грехи.
— Да, сестра. Извините.
— Не пытайся меня обманывать, юная леди, — злилась монахиня.
— Ну что вы! Я ни о чем дурном и не помышляю, — покорно бормотала девочка и одновременно пыталась высвободить свою руку.
Сестра Матильда задержалась у входа в свой кабинет, строго, сверху вниз глядя на Мэри Маргарет.
— Я слишком хорошо тебя знаю. Ты совершенно не раскаиваешься в том, что бросила в церковь лягушку. И это ты делаешь уже не в первый раз. Я хочу сказать тебе, что это очень расстроило сестру Катерину. Я удивляюсь, как она не упала в обморок прямо там.
Линетт прикрыла рукой рот, сдерживая смех. Хантер смотрел на нее, тоже пытаясь подавить рвущийся наружу смех. Линетт вспомнилась история, которую он однажды рассказал.
Когда они дружили, то часто болтали. Хантер как-то раз подложил в постель к старшему брату лягушку, и Гидеон гнался за ним до самой реки. Бегая так, они оказались далеко от дома. И потом возвращались назад уже среди ночи.
Сестра Матильда важно прошествовала в свой кабинет, ведя за собой Мэри Маргарет.
— Моя обязанность — воспитать из тебя богобоязненную уважительную молодую девушку. Не знаю почему, но только одному Богу известно, сколько на этом пути у меня едва преодолимых препятствий! А теперь, милая, подними-ка свою юбчонку.
Монахиня закрыла за собой дверь, заглушив последние слова, хотя тон безошибочно подсказывал смысл. Резкий шлепок по чему-то мягкому был отлично слышен, как будто немного приглушенный выстрел.
Линетт нахмурилась и виновато посмотрела на Хантера. Тот тоже недовольно смотрел на нее.
— Хантер… нельзя допускать, чтобы ее наказывали за то, что она натворила что-то, желая нам помочь, — решительно прошептала Линетт. Сердце разрывалось, когда она представляла, как веселое, хитрое, маленькое личико девочки морщится от боли. Какое строгое наказание следует за обыкновенную детскую шалость!
— Знаю. Но что делать? Она должна здесь остаться. У нас нет власти над благочестивой сестрой.
В голосе Хантера сквозила горькая ирония.
Вдруг послышался резкий окрик на французском языке, затем раздался вопль:
— Ах ты, маленькая негодяйка! Как ты смеешь? — кричала монахиня.
Потом донесся звук чего-то падающего. Хантер больше не мог этого выносить, выскочил из кладовки и громко постучал в комнату монахини.
— Не сейчас! — крикнула изнутри сестра Матильда. — Придите позже!
— Что здесь происходит? — громко спросил он.
— Нельзя.
Хантер толкнул дверь, не обратив внимания на ее команду, и вошел. Линетт шла следом. И женщина, и девочка одновременно обернулись на шум и, увидев Хантера и Линетт, застыли на месте.
Мэри Маргарет, держа в руках деревянную указку, стояла на одном из низеньких шкафчиков. Монахиня, с багровым от злости лицом, сжимала длинную деревянную линейку в поднятой руке, очевидно, собираясь ударить девочку.
Линетт не поверила глазам.
— Нет!
Она бросилась к монахине и ухватилась за линейку.
— Не смейте бить ребенка!
Монахиня, онемев от неожиданности, просто смотрела на нее.
— Что?
Она с силой дернула на себя линейку, но Линетт не отпускала.
Линетт думала, что разозлится так же сильно, как и тогда, когда сестра Матильда не хотела сообщать данные об их дочери. Но тот бессильный гнев не мог сравниться с тем, что она почувствовала сейчас, видя, как эта женщина собирается ударить девочку деревянной линейкой. Она изо всей силы рванула линейку, и та выскользнула из рук монахини. Линетт быстро спрятала ее за своей спиной. Уже успокоившийся Хантер подошел, взял из рук Линетт линейку и, разломав на две части, бросил в мусорную корзину.
— Вот и все, — только и произнес он. Лицо сестры Матильды еще больше побагровело, если это вообще было возможно.
— Как вы смеете вмешиваться! Я отвечаю за этого ребенка! — гневно выкрикнула она.
— Это не дает вам права бить ее, — спокойно заметил Хантер.
— Я не била! Я занималась ее воспитанием. Моя обязанность — воспитывать, вырастить из нее добрую христианку.
— И вы исполняете это при помощи побоев?
— Я не била! Я только дотронулась до ее ног указкой, как это сатанинское отродье выхватило у меня ее! — в негодовании воскликнула сестра Матильда. — Она не уважает ни старших, ни своих сверстниц.
Монахиня обернулась и бросила на Мэри Маргарет злой взгляд. Девочка сидела на шкафу и с интересом наблюдала за развернувшейся перед ней сценой.
— Маленькая негодяйка! — с чувством произнесла монахиня. — Она точная копия своего отца, да упокой Господь его душу. Ее папочка пил и дебоширил до последнего своего дня. И погиб во время драки в кабаке.
— Неправда! — взорвалась Мэри Маргарет. — Вы лжете! Папа не был пьяницей. А уметь защищать себя — это не грех! Только кулаками можно пробить себе дорогу в этой жизни!
Линетт округлила глаза.
— Как вы можете говорить подобное об ее отце? Прямо в присутствии ребенка? И вы называете себя христианкой! Да в вас нет ни капли христианского милосердия или доброты. — Линетт непроизвольно сжала кулаки. — Когда я думаю о годах моих страданий, когда я носила траур по моей малышке, а мое сердце разрывалось от горя… В это время таким, как вы, доверялись судьбы детей! Бить, унижать их! Это преступление.
Сестра Матильда высоко подняла голову.
— Думаю, я знаю лучше вас, молодая леди, какие у меня обязанности. Бедные, брошенные дети должны иметь крышу над головой, одежду и пищу. Я должна быть уверена, что они вырастут ответственными, серьезными, трудолюбивыми людьми, станут мужчинами и женщинами, которые сумеют занять достойное место в жизни. И нельзя возиться, нянчиться с ними или позволять им дикие, недопустимые выходки.
— Все, о чем вы говорите, — это обязанности, — холодно заметила Линетт. — Но в вас нет любви. А дети прежде всего нуждаются именно в любви. А не только в крыше, одежде и еде.
— Иначе это не по-христиански, — поддержал Линетт Хантер.
— То, что вы думаете, не имеет значения, — произнесла сестра Матильда. — Вам здесь не место. Только я в ответе за эту девочку. И только я решаю, как мне поступать с ней.
— Позор!
Линетт оглянулась. Глаза сверкали, вся она напряглась и почти дрожала от гнева.
Хантер, глядя на нее, был поражен ее новой, более зрелой красотой. Линетт всегда была симпатичной, но сейчас, когда эмоции охватили всю ее, она была просто захватывающе обворожительной. Возникло теплое, согревающее душу чувство к этой женщине.
