Утвердительный кивок чуть не заставил Могилевского подпрыгнуть и выкрикнуть что-нибудь бойкое и хулиганское.
– А хотите, я вам покажу город?
Некоторое смятение, зажим, неуверенность.
Дави, Могилевский, не сдавайся.
– Конечно, поздней осенью Москва выглядит хуже. Предпочтительнее сюда приезжать в разгар лета или зимы, но я очень хороший гид. Я не повезу вас на Ваганьковское кладбище, честное слово.
Хорошо, улыбается, это отличный признак. Жми, Алексей Николаевич, используй свой шанс.
– Соглашайтесь, Елена Владимировна, я вам открою город с другой стороны и гарантирую, вы его полюбите, как люблю его я. Вы песни Антонова любите? – Боже, какую чушь он несет. Но ничего, не обратила внимания, кивнула согласно. – Вот это: «По переулочкам Арбата…» – я вам гарантирую.
– Спасибо большое, предложение очень заманчивое, но только мне нужно подарки купить, – прозвучало почти жалобно.
– Ерунда, успеете. Сколько у вас еще осталось времени до отъезда? – Правильный ход, пусть думает, что он не в курсе ее дел.
– Не считая этого вечера, еще шесть дней, – послушно доложила сбитая окончательно с толку Елена Владимировна.
– Не смешите меня, девушка. Шесть дней – практически целая вечность при современном ритме жизни. За это время вы сможете купить подарки знакомым и родственникам не только отдельно взятого города, но и всего региона в целом. Я же не буду приставать к вам все шесть дней, я человек довольно занятой. А сегодня я как раз абсолютно свободен, весел и счастлив. И встреча наша намекает на то, что пора зарыть топор войны глубоко-глубоко и выкурить трубку мира. Соглашайтесь, Елена Владимировна, пожалуйста, я вас очень прошу. Мне ваш город понравился, я тоже человек гостеприимный. И мне хочется, чтобы вы о москвичах и Москве были самого лучшего мнения.
Могилевский тараторил без остановки. Почему-то никак не удавалось перейти на «ты». Словно и не было между ними той незабываемой ночи. Он, старый ловелас, давно знал, что слова, самые умные или безнадежно глупые и бессмысленные, ничего не значат на самом деле. Но люди так устроены, что вынуждены оправдывать свои поступки, пытаются облекать их в витиеватые словесные формы, словно извиняются за сокровенные желания, которые их волнуют и мучают. Взгляд, прикосновение, страстный поцелуй – вот истинная правда взаимоотношений. Остальное все есть условности, людская глупость и ханжество. Если бы люди были искренни в своих чувствах, смелы в высказываниях, то счастливчиков на этой планете определенно прибавилось бы.
Елена улыбнулась, вернула злополучный флакончик на место и открыто посмотрела на Могилевского. Во взгляде сверкнула хулиганская дерзинка.
– А вы не боитесь, что я отвечу согласием на ваше предложение?
В вопросе некоторый вызов. Но что нам, старым бобрам, терять?
– Я в принципе не боюсь прокуратуры. Я человек законопослушный, налоги плачу исправно, оружия не имею. В общем, как в той анкете, не был, не привлекался, не участвовал. К тому же вы-то наверняка в курсе, что все подозрения в причастности к убийству с меня сняты. Так что я чист, аки новорожденный младенец. И не боюсь никого.
– Из всего сказанного я делаю вывод, что вы человек довольно скучный, – улыбнулась Елена Владимировна.
– Ничего себе. И это мне говорит работник прокуратуры. Я волнуюсь. Леночка, поверьте, вот этот блистающий всеми огнями и запахами магазин – не самое лучшее место в мире для нормального общения. Давайте поедем в какое-нибудь другое местечко, пожалуйста, я вас очень прошу. Соглашайтесь на мое предложение, не пожалеете.
Улыбается! Как же хорошо она улыбается. У Могилевского руки задрожали от желания сграбастать ее в охапку сейчас, немедленно, но опять же – условности! Пришлось подавить порыв.
– Кстати, Леночка, вы где остановились? У родственников, знакомых, в гостинице? Могу вам порекомендовать хороший вариант, – поинтересовался с невинным видом Алексей Николаевич. Пусть ее не гложут никакие сомнения и подозрения. Встретиться в многомиллионном городе случайно, конечно, можно. Но лучше подстраховаться.
– Спасибо, у меня нет проблем, – отозвалась красавица.
– Вы счастливый человек, – подыграл Алексей Николаевич.
– Почему вы так решили? – с некоторым удивлением спросила Леночка.
– Это очень просто. Только у счастливчиков не бывает проблем, – рассмеялся он от всей души. – Я не понял, девушка, вы согласны провести вечер в столице с отличным гидом? Говорите мне твердое «да». Ну и потом, Елена Владимировна, вдруг я вам еще понадоблюсь в качестве свидетеля. – Могилевский неожиданно замолчал, решительно обнял женщину, не обращая внимания ни на кого, и, глядя ей в глаза, тихо произнес: – Леночка, я счастлив. Я вижу тебя, я обнимаю тебя. Я до конца не верю, что это происходит на самом деле. Почему мы ведем себя, как будто ничего не происходит?
– Потому что мы оба знаем, что не правы, – также тихо и серьезно ответила Елена.
– Глупости это все и условности, – горячо возразил Могилевский. – То, что происходит между нами, – главнее всего на свете. Поверь, я много думал об этом, я говорю это сейчас не просто так.
– Я боюсь. – Елена высвободилась из его объятий и опять взяла с полки очередной флакон с духами. Нашла спасительную соломинку.
– Чего ты боишься? – почти закричал Могилевский. Нервные барышни стали косо поглядывать в их сторону. Черт, этот уголок дамского счастья не давал спокойно поговорить и убедить Лену в своей правоте. – Все, пойдем отсюда, успеешь купить своим подружкам подарки. Я тебя прошу, если хочешь, умоляю, подари мне хотя бы один вечер. И не надо ничего бояться.
Глава 12
Валентин Иванович не знал, что делать дальше. Лера не собиралась менять свою жизнь кардинально. Со стороны могло показаться, что в доме царят мир, покой и любовь. Прошло всего три дня после ее возвращения. Каждый вечер, приходя домой, Чубов ждал, что Лерочка все-таки найдет в себе силы и хоть словом или намеком даст понять, где пропадала столько времени. Ничего подобного. Сначала он боялся выяснения отношений, не хотел знать правды, был готов на все муки ада, только бы она не ушла от него.
Теперь с каждым днем раздражение росло, бродило в нем без остановки и все время пыталось вырваться наружу. Каждый вечер после ужина он уходил в свой кабинет и оставался там до поздней ночи, потом перебирался на диван в гостиную. Лерочка лишних вопросов не задавала, воспринимала его поведение как должное. Ее терпение и невозмутимость, которые раньше нравились, начали бесить. Страстотерпица великая. Ни вздоха, ни намека, ни обиды. Знает кошка, чье мясо съела. Это была не жизнь. Внешне придраться не к чему, только продолжать эти игры не было ни сил, ни желания. Все потеряло смысл. Он твердо был уверен, что жена ведет двойной образ жизни. Валентин Иванович ничего не знал про ее тайну, и это сводило с ума. Надо было что-то делать. Только бы знать что? Он сам загнал себя в угол. И пока найдется выход, можно свихнуться или наложить на себя руки.
