– Профессионалу? – Джо остановилась и посмотрела на меня. Ее лицо было бледным, волосы, как у горгоны Медузы, освещал уличный свет, тело утопало в длинном шерстяном пальто. Было понятно, почему она сделала карьеру в театре. Неожиданно Джо улыбнулась: – Это великолепно!
– Почему?
– Потому что деньги мне не нужны. Если детективы сочтут это за мотив, то им придется искать другого подозреваемого. – Она снова пошла вперед. Я последовала за ней.
– Но это действительно так?
Дэвид продавал вещи?
– Да, продал парочку вещиц, которые ему разонравились. Ему хотелось выяснить, как много потребуется времени на то, чтобы обратить добро в деньги, и обнаружил: это процесс долгий.
– Для чего?
– Для того, кому срочно нужна большая сумма.
Я вспомнила, о чем еще рассказывал мне Руперт.
– Ты имеешь в виду брата Дэвида?
Джо посмотрела на меня, потом отвела взгляд.
– Я не могу говорить о Чарлзе. Не сегодня.
– Хорошо. – Я была озадачена. – А как насчет пропавшего морфия?
– Чего не знаю, того не знаю. Морфий не мой наркотик. Я очень терпелива.
– А что с твоим алиби? Где ты была в девять или десять, в то самое время? Прежде чем оказаться на сто тридцать четвертом шоссе?
Джо глубоко вздохнула, и потому сначала раскашлялась, а потом расчихалась.
– Абсолютно в неправильном месте. В Толука-Лейк. В доме Дэвида. Я была с Дэвидом.
Глава 19
После откровений Джо заснуть было невозможно. Я так разнервничалась, что разбудила Саймона.
– Как поживает Джо? – В темноте его голос звучал низко и сексуально.
Не было смысла спрашивать, почему он решил, что я встречалась именно с Джо. Федералы, как и волшебники, не выдают своих секретов.
– Знаешь, – сказала я, – с выпивкой дело у нее теперь обстоит гораздо лучше. Она посещает собрания анонимных алкоголиков.
– С каких это пор?
– Точно не знаю. Она была там сегодня и планирует ходить еще.
– Ее к ним приговорили?
– Не поняла.
– Ее послал туда судья? – не унимался Саймон.
– Почему ты так думаешь?
– Твой вопрос означает «да»?
– Ты просматриваешь списки арестованных? Или просто предполагаешь? – задала я встречный вопрос.
– А ты уклоняешься от ответа по какой-либо причине или из вредности?
Я села и прижала к животу подушку.
– Дело в том, что Джо относится к своей проблеме ответственно. Если у нее действительно существует проблема, в чем я не уверена. Из вредности.
– О'кей. – Саймон нащупал мою руку и взял в свою. Я продолжала держать подушку. – Перестань. – Саймон сжал мою ладонь. – Ложись и спи.
– Не могу. – В темноте я дотянулась губами до его лица и поцеловала. – У меня сна ни в одном глазу. Пожалуй, пойду и проведу время с Гомером.
«Хуже всего то, – решила я, ставя чайник, – что Джо была у Дэвида за несколько минут до того, как к нему кто-то вошел и отправил на тот свет». Я подняла телефонную трубку. Если уж я не сплю, то Джо, наверное, тоже.
– Я забыла спросить. Что ты поведала копам о том, где была? Ты ведь не врала?
– Почти нет. Сказала, что в пятницу утром проснулась у Дэвида и уехала домой, не посмотрев на часы. Задолго до девяти.
– А вы с Дэвидом были одни в доме? Как насчет прислуги?
– Мы разрешили им не работать в Рождество и полдня в сочельник. Женщина, которая следит у него за хозяйством, должна была вернуться в пятницу, в полдень, а сиделка – к ужину.
Я нашла упаковку чая с ромашкой и достала пакетик, думая о том, что Джо и Дэвид провели вместе последнее в его жизни Рождество.
– Я приготовила ему индейку. – Джо словно читала мои мысли. – Представляешь? Сама. Пэтси – жена моего брата Джейми – учила меня делать это по телефону. Дэвид был слишком слаб, чтобы есть, но ему нравился разносившийся по дому запах.
Я стала гадать, что стало с «остатками» индейки. Ее съела помощница по хозяйству? Кто-нибудь захотел отведать блюдо, приготовленное для убитого?
– Джо, – я стала говорить тише, – тебе известно о его смерти нечто такое, чего ты не хочешь рассказывать?
– Да. Но кто убил, не знаю.
– И что это? – прошептала я, вертя в руках пакетик с чаем. Ее голос был еле слышен.
– Я заметила кого-то, когда покидала дом. На грунтовой дороге, где можно срезать. Но лишь мельком. Человек был в спортивной шапочке и солнечных очках, не могу даже сказать, мужчина или женщина. Кажется, с длинными волосами. Этот кто-то занял всю дорогу, и мне пришлось съехать на обочину. А потом он поднял руку, будто пытался заслониться.
– А на какой он был машине?
Немного помолчав, Джо ответила:
– Я записала номер. Но не хочу оглашать его и не могу говорить об этом.
Чайник засвистел. Я схватила его.
– Но для копов это очень важно.
– Только если я признаюсь, что солгала им о времени своего отъезда. Иначе в том, что за час или два до убийства на дороге видели машину, нет ничего особенного.
– Кто знает.
Опять повисла пауза.
– Знаешь, о чем я все время думаю? Дэвид был такой желтый от рака. Даже белки глаз желтые. И очень слабый, а волосы на голове тонкие. Почему я не вижу его молодым и здоровым? Это самое плохое. И он не хотел, чтобы люди знали о его состоянии, о том, что он стал похож на труп. Представляешь, какое тщеславие? Поэтому последние дни, кроме меня, рядом с ним никого не было, не считая прислуги.
Несколькими минутами позже мы распрощались; я волновалась, как никогда прежде. Каким отчаянно одиноким, должно быть, чувствуешь себя, когда смотришь на умирающего человека. Хранишь его секреты.
Но кого Джо пытается защитить сейчас, когда Дэвид мертв? Убийцу? Она не знает, кто он.
Я энергично крутила в чашке пакетиком, и нитка обмоталась вокруг ложки. Итак, Джо вернулась от постели, на которой умер ее бывший любовник, к своему неверному мужу. Я попыталась представить, будто Саймон спит с кем-то еще. Кровь прихлынула к голове так внезапно, что мне пришлось схватиться за столешницу.
Тост. Вот чего я хочу. Тост с арахисовым маслом. Такая еда успокаивает.
Я положила куски хлеба в тостер, который вполне заслуживал звания произведения искусства, и в ожидании готовых тостов приступила к «Илиаде». Но я больше не была счастлива с Гомером. Одни и те же события повторялись снова и снова. Они были связаны с Зевсом, которого мать Ахилла, Фетида, умолила позволить троянцам одержать победу над греками, дабы Ахилл снова вступил в битву. Я подумала, что, быть может, застряла на одном месте, но нет, эта история рассказывалась три раза подряд на трех страницах. Гомеру бы сценарии для мыльных опер писать. Сначала содержание набрасывалось штрихами, затем шло собственно повествование, затем событие обсуждалось разными людьми, и все повторялось слово в слово, никто даже не брал на себя труд поменять прилагательные.
