— Будет через полчаса, все необходимое возьмет с собой, — отрапортовала Светка и, обращаясь к Андрею, добавила: — Неси аптечку и ножницы, нужно рукав распороть.
Я запрокинула голову и закрыла глаза, точно отдавая себя на заклание. Стопудовая слабость волной перегрузки вдавила меня в кресло. В мозгу завращались тысячи калейдоскопических фрагментов, немых и озвученных, и, когда я пыталась собрать их воедино, чтобы заковать в железный обруч смысла, они неистово крошились и разлетались. Поддев рукав пиджака снизу, Светка ловко орудовала ножницами, но как только она поднялась к локтю, возникли трудности с «отлипанием». Чтобы продвинуться выше, ткань приходилось подергивать в стороны и на себя. Каждое такое судорожное движение отзывалось острой болью, процедура не для слабонервных.
— Андрей, налей воды и разведи марганцовку, а то Танька без руки останется. — Светка не теряла хладнокровия. — Щас, — продолжала она, — размочим, и само отстанет.
Андрей внес эмалированный тазик с водой и поставил его на табурет рядом со мной. Отвинтив зубами пробку и осторожно постукивая по пузырьку, он сыпанул несколько кристаллов фиолетового порошка в воду. Обмакнув губку в розовую жидкость, Светка предприняла более «мягкое» наступление на мой заскорузлый рукав. Работа шла медленно, как и всякое щадящее лечение. Наконец рукав был разрезан до самого плеча. То, что открылось глазам моих ошеломленных спасителей, заставило Светку вздрогнуть, затем издать короткое восклицание, говорящее о том, что для ее сугубо женственной натуры подобное зрелище представляет суровое испытание, молчаливого же Андрея оно повергло в сосредоточенное, прямо-таки космическое безмолвие. Сизая опухоль страшно деформировала плечо, превратив его в воспаленную гору поврежденных мышц. Глубокий порез, похожий на две раздвинутых землетрясением стены каньона, исторгал из себя сгустки крови вперемешку с алыми струйками. Боже, сколько в человеке крови!
Если бы я могла предугадать этот удар железякой, рассекшей мне плечо, напрячь мышцу, удар не имел бы таких роковых последствий. Ну, ходить тебе теперь заштопанной, а если отважишься надеть декольте, будешь притягивать к себе излишне любопытные взоры. Дальнейший ход моих мрачных мыслей был прерван решительным звонком в дверь. Сан Саныч.
Андрей кинулся открывать. Обменявшись вежливыми фразами, Андрей и Сан Саныч вошли в гостиную.
— Ну как пострадавшая, держится?
Этот пухлый, низенький человечек, полудетскую улыбку которого не могли стереть годы хирургического опыта и разоблачительных откровений, одной только своей жизнерадостностью способен был вернуть с того света. Из последних сил стараясь поддержать его дружеский оптимизм, я вымученно растянула губы в подобие улыбки. Он поставил на стол саквояж и на минуту удалился в ванную, чтобы совершить торжественное омовение рук. Вернувшись, он надел белый халат и, живописно размяв кисти рук, приступил к осмотру.
— Вот уж угораздило тебя, девонька, — сказал он, покачивая головой.
Невозмутимо открыв свой «ларец», он извлек оттуда стерильную салфетку и, постелив ее на стол, разложил на ней препараты и необходимые инструменты. Затем быстро и деловито перетянул мне плечо жгутом выше раны. Я дернулась, но, сцепив зубы, лишь тихо простонала. Сан Саныч с участием глянул в мое перекошенное от боли лицо:
— Так-то затевать рискованное предприятие. — Его благодушный голос точно похлопал меня по плечу (только, упаси боже, не по правому). Затем он взял пинцет и, намотав на него вату, обработал края раны перекисью водорода. Всю эту процедуру он сопровождал веселыми, как бы не относящимися к делу репликами, обращаясь попеременно то ко мне, то к притихшим Светке и Андрею. Его раблезианская болтовня, уснащенная всевозможными ссылками на жизненную конкретику, превратности судьбы и профессии, преследовала две цели: во-первых, отвлечь меня от того, что непосредственно происходило с моей покореженной конечностью, а во-вторых, продемонстрировать, что этот в высшей степени искусный эскулап придерживается самого скромного мнения о своих отшлифованных каждодневной практикой навыках.
Кокетливо самоуничижаясь и точно обсахаривая каждый умелый и точный жест в растянутом «та-а-а-к», Сан Саныч успешно завершил первый этап реанимирования. Потом наступил черед противостолбнячной инъекции. Светка и Андрей помогли мне встать. Держа марку супервумен, я попросила их отпустить меня, но, лишившись опоры, покачнулась, перед глазами поплыли черные круги. Светка с Андреем опять подхватили меня с двух сторон и, повернув спиной к Сан Санычу (ну прямо как манекен какой-то), задрали топ, освобождая место для укола. Уж будьте уверены, Сан Саныч не промахнулся и всадил иглу прямо под лопатку.
— Ну, а теперь новокаиновая блокада и будем зашивать. — Он посмотрел на меня с лукавым прищуром. — Считай, Танюша, что выпуталась, кость не повреждена, а кожа нарастет.
После обкалывания чувство жжения и разрыва стало потихоньку отступать, немеющая рука начала медленно наливаться жидким свинцом. Я снова опустила веки. Но не упорядоченные, а спугнутые этой попыткой сосредоточиться мысли отчаянно заметались. Камаль, это он прилетел… Какой-то товар по десять тысяч баксов, что-то не получилось, Камаль был недоволен… Агентство только ширма. Так что же перевозят? Наркотики, оружие, людей? И почему Грачева так себя ведет? Живописное зрелище моей поврежденной руки, до или после прохождения ею курса заштопывающей акупунктуры, могло бы, возможно, сыграть роль ватки с нашатырем и, будучи поднесенной к нежным ноздрям Грачевой, вывести ее из состояния молчаливого транса. Я пыталась наладить свою связь со временем: так, Светка завтра в агентство, а я, что я?.. Отлежусь денек, все обдумаю, взвешу. Поломала же я кайф этой влюбленной парочке. Впечатлений им на всю неделю хватит. Ну, прости, Светик, такая уж работа у твоей подруги. Знаю, знаю, испытываю я твое терпение: то машину одолжи, то рану перевяжи, то в агентство сходи… Но другого выхода, видно, нет.
Сняв халат, Сан Саныч закурил, Андрей со Светкой докуривали уже по второй сигарете. Светка сидела в кресле, но не облокачиваясь, а на самом краешке, не в силах отвести от меня глаз. Андрей расположился на диване. Раздавив окурок в пепельнице, Сан Саныч собрал инструменты и, захлопнув свой саквояж, стал переминаться с ноги на ногу.
— Свет, принеси, будь другом, мой рюкзачок из прихожки.
Светка молниеносно исполнила просьбу.
— Достань там деньги.
Светка протянула Сан Санычу две бумажки по двадцать долларов и, вопросительно глядя на меня: хватит, мол? — тоном радушной хозяйки спросила:
— Может, кофейку, Сан Саныч, или покрепче чего?
— Я крепкими да дорогими напитками баловаться бросил, а вам советую только для аппетита или для храбрости. — Он понимающе посмотрел на меня, подмигнул и по-доброму усмехнулся. — А вот от чашечки кофе не откажусь. Я, конечно, не привереда, но люблю в зернах, то есть молотый.
Этот «тонкий» намек выдавал его сибаритские пристрастия.
Светка уже завела «Ровенту», своей яйцевидной формой напоминающую причудливый космический аппарат. Но вместо того, чтобы летать, он пускал пузыри дразнящих запахов, от которых приятно щекотало в носу и в горле. Надо же, какое мирное разрешение всех проблем. Мне вспомнилась набившая оскомину реклама «Нескафе»: «Мы любим бывать у Нади…» Сейчас она показалась мне не такой уж идиотской. Светка внесла поднос с кофеваркой и чашками. На другой поднос замыкавший шествие Андрей водрузил несколько вазочек с печеньем, конфетами и нарезанным кексом.
