Но Бреанна успела уловить в его голосе горечь и заметить в глазах боль. Она и сама слишком часто испытывала подобные чувства, и вызывал их лишь один человек. Должно быть, эти пренеприятнейшие воспоминания связаны с одним из членов его семьи. Но не с братом. О нем он говорит без всякой злости. С кем-то из его родителей. Скорее всего с отцом. Да, с отцом. Наверняка это о нем Ройс говорит с такой горечью. Бреанна могла бы побиться об заклад, что это так.
— Эти воспоминания… связаны с твоим отцом? — тихо спросила она.
— Да, — резко бросил Ройс. Бреанне только этого и нужно было.
— Наверное, он был точно таким, как мой, — отважилась предположить она. — Деспотичным и жестоким. В результате Эдмунд стал таким, как я: послушным и сдержанным. А ты? Ты человек энергичный. Значит, ты выступил против отца, не побоялся дать ему отпор.
Ройс уставился на язычки пламени, и на секунду Бреанне показалось, что он не ответит.
Она уже хотела извиниться за то, что была так настойчива, но тут Ройс заговорил:
— Между прочим, ты абсолютно не похожа на Эдмунда. Сдержанная — да, но никак не послушная. И, определенно, не скучная. Что касается меня, то я не всегда был таким сильным. Когда-то я был запуганным ребенком. До смерти запуганным. Видишь ли, у моего отца был пунктик. Он хотел сделать из нас, как он говорил, «настоящих мужчин».
— Он бил тебя?
— О, побои — это было еще не самое страшное. В этом случае страдало лишь мое тело. Я всегда был готов к экзекуции и умел терпеть боль. А вот Эдмунд не мог терпеть, и я его за это не виню. Мягкий по натуре, он не способен был противостоять гневу отца. К шести годам он сломался и безропотно выполнял все его приказы. Это, а также то, что Эдмунду предстояло унаследовать титул, в какой-то мере избавило его от жестокого обращения. Мне повезло меньше. На мне оттачивался новый метод воспитания. Отец подготовил для меня целый ряд испытаний, которые я должен был преодолеть.
— Испытаний? — переспросила Бреанна. — Каких испытаний?
— Которые будто бы должны были закалить меня, а на самом деле — сломить мою волю и доказать, что против отца мне не выстоять. Когда мне было пять лет, мне приказали объезжать дикого жеребца, который славился тем, что сбрасывал, а затем топтал своих всадников. Мне было велено удержаться в седле. Всякий раз, когда мне не удавалось этого сделать, меня секли. А если я плакал, то должен был еще час провести в седле. Когда мне было шесть, меня запирали в темном чулане, из которого следовало выбраться. Если я начинал звать на помощь, меня запирали в еще более тесной и мрачной каморке. Когда мне было семь, мне давали книги на разных языках и приказывали учить их наизусть. За каждую ошибку при пересказе меня лишали обеда, ужина или завтрака. Бывало, что я целыми днями обходился без еды. Продолжать?
— Нет. — Бреанна покачала головой. С нее и так было достаточно. — И как ты все это выдержал?
— Я стал находчивым и научился никогда не проигрывать. Каждое испытание, придуманное отцом, я выдерживал. Естественно, это его страшно злило. В результате испытания становились все более сложными, а наказания — суровыми. Отец был полон решимости сломать меня. Это стало его навязчивой идеей. Он был умен, жесток и безжалостен. Но я выдерживал его издевательства на протяжении двенадцати долгих лет, а потом поехал учиться в Итон. После этого я редко наведывался домой. А когда умерла мама, вообще перестал приезжать.
При упоминании о матери Бреанна подняла голову.
— А как же твоя мать? Неужели она молчала?
— Я не разрешал ей вмешиваться. Знаешь, что сделал бы мой отец, если бы она восстала против него? Избил бы ее до полусмерти.
— Но ведь ты был всего лишь маленьким мальчиком.
— Стойким маленьким мальчиком, — поправил ее Ройс. — А она — сломленной, беззащитной женщиной. Я выполнял все, что приказывал мне отец. Как бы там ни было, его тирания сделала меня сильным.
— Может быть, сильным, — согласилась Бреанна, — но израненным. Я не имею в виду физически. Морально. И раны твои глубокие и незаживающие. Я это знаю по личному опыту.
— Раны? — Ройс покачал головой. — Не знаю. По-моему, в конечном итоге отец своими издевательствами сослужил мне хорошую службу, и в самом деле сделав из меня настоящего мужчину.
Эти слова тронули Бреанну до глубины души. Как же, оказывается, они с Ройсом похожи! Оба воспитаны отцами-тиранами, оба смогли — хотя это было нелегко — не сломаться и вырасти порядочными людьми. Поддавшись безотчетному порыву, Бреанна выскользнула из-под многочисленных одеял и опустилась рядом с Ройсом на коврик.
— Теперь я понимаю, как можно уничтожить, не убивая. Мне также ясно, почему ты всегда побеждаешь, даже если это связано с риском… а может быть, именно потому, что это связано с риском. Твой отец сослужил хорошую службу не тебе, а всем людям, которым ты помог. — Протянув руку, Бреанна коснулась кончиками пальцев подбородка Ройса. — Спасибо, что доверился мне, Ройс Чадуик. Ты замечательный и сложный человек.
Прикосновение это вызвало у обоих целую бурю чувств. Пора откровенных признаний миновала. Настроение в комнате тотчас же изменилось.
И оба они — и Ройс, и Бреанна — это почувствовали.
— Не знаю, как насчет «замечательный», но «сложный» — это точно, — пробурчал Ройс. — А еще я тяжелый человек. Что бы ты себе там обо мне ни вообразила и как бы меня к тебе ни влекло, мне не присущи ни нежность, ни сентиментальность. Они мне чужды.
— А сочувствие — нет, — заметила Бреанна.
— Сочувствие не чуждо. Сочувствие и страсть.
Бреанна поняла: последнее слово он произнес специально, чтобы напомнить ей о том, что они в комнате одни, стоит глубокая ночь и лучше всего им на всякий случай держаться друг от друга подальше.
Однако она предупреждению не вняла.
— Страсть? Определенно. Я уже была свидетельницей ее проявления. — Бреанна понятия не имела, откуда взялась ее храбрость. Взялась, и все. Она также не представляла, чего, собственно, добивается. Знала лишь, что останавливаться на этом пути не намерена.
Она провела пальцем по губам Ройса.
— Прекрати! — Отбросив приличия, Ройс схватил ее за запястье. В темных как ночь глазах замелькали крошечные искорки. — Ты сейчас совершенно трезвая, И играешь в опасную игру.
— Да, я помню. Ты говорил что-то про огонь. А я ответила, что хочу, чтобы он меня немного опалил.
— А я сказал, что ты можешь сгореть. Бреанна сглотнула.
— Может быть, пришло время научиться хоть немного рисковать?
Ройс, прищурившись, посмотрел на нее:
— Но не так. И не со мной. Мне чужда галантность, подобная той, что я продемонстрировал тебе сегодня в саду.
— Естественно. Ведь она сродни сентиментальности, а тебе это чувство не присуще.
Решимость Ройса ослабла. Бреанна ясно это видела.
