Она села и натянула на грудь простыню.
После бурного секса на кухонном столе они заказали еду в ресторане, а после, наевшись до отвала, смотрели «Час суда». Обнаружилось, что Куинн любит сериал про нью-йоркских полицейских, правда, во время просмотра он все время тыкал в экран и кричал: «Не может быть!» или «Никто не станет вести допрос, стоя над трупом!»
После десятичасовых новостей они вместе приняли душ. Естественно, все это снова закончилось близостью. Затем они добрались до постели Куинна и провалились в сон. Люси провалилась. Около трех утра Куинн проснулся, разбудил ее нежными поцелуями, и они снова занимались любовью. Четыре раза подряд. Четыре сладких раза. А для нее они были сладкими вдвойне, ведь она любила его.
Она любила его, но не имела ни малейшего представления о том, какие чувства питает к ней он. Нет, то, что она ему нравится, было очевидно. Она не знала, чего ждать от него, если их отношения затянутся. Да чего там, она не знала даже, что будет после того, как она вернется домой. Очень может быть, что для Куинна это только секс.
Снаружи раздавались звуки, издали напоминающие работу конвейера. Люси огляделась в поисках одежды и вспомнила, что оставила ее на полу в ванной. Она встала с постели и пошла в ванную, собака пошла за ней, и Люси пригрозила ей:
– Даже не думай об этом.
Одежды в ванной не оказалось, тогда Люси завернулась в полотенце и пошла через холл в гостевую комнату. Она поменяла полотенце на трикотажный халатик и пошла в третью спальню, где обнаружились стол, напольные весы и источник странного шума. Куинн, в одних трусах и с наушниками в ушах, занимался на тренажерной дорожке. Волосы его прилипли сзади к шее, а кроссовки мелькали на резиновом покрытии дорожки.
Люси тихонько вошла и села на лавку, где лежали гантели разного веса. Она закинула ногу на ногу и молча смотрела на работу его натренированного тела. Похоже, Куинн разговаривал сам с собой, в шуме беговой дорожки слов было не разобрать. Люси прислушалась и улыбнулась.
Боже, он поет. И фальшиво к тому же. Он пел так отвратительно, что Люси даже затруднялась назвать песню. Казалось, она начала узнавать композицию, но тут Куинн спел особенно фальшиво, и Люси рассмеялась.
Куинн бросил взгляд через плечо, выругался и встал на боковые стойки, а дорожка бежала дальше без него.
– Ты давно здесь сидишь? – спросил он, вытащив наушники из ушей.
– Достаточно давно.
Куинн выключил беговую дорожку и взял со стойки полотенце. Вытерев лицо, он пробормотал в полотенце:
– Дело дрянь.
Люси старалась не улыбаться. Правда старалась.
– На тебя приятно смотреть.
Куинн повесил полотенце вокруг шеи и встал перед ней.
– Хочешь сказать, смотреть приятно, а слушать нет?
– Именно. – Она качала ногой, а сама в открытую разглядывал его мускулистую фигуру. – Что за композиция?
Взгляд Куинна скользнул в вырез ее халата.
– «Велвет револьвер». Они приезжают к нам через три месяца. Не желаешь сходить?
Нога перестала качаться.
– С тобой?
– Нет, с Милли. – Куинн нахмурился. – Конечно, со мной.
– Как будто у нас настоящее свидание?
Он пожал плечами:
– Ну да, а почему нет?
Группа приезжает через три месяца, значит, он планирует ближайших три месяца оставаться с ней. Значит, прошлая ночь была для него не просто увлечением.
– Действительно. А когда ты в последний раз был на настоящем свидании?
Куинн вытер полотенцем грудь.
– Если не считать свиданий через Интернет по работе, то, пожалуй, это было четыре месяца назад, когда Курт устроил мне свидание вслепую.
– Ненавижу свидания вслепую.
Куинн бросил полотенце рядом с гантелями.
– Девушка была недурна собой. Просто мы не подходили друг другу. – Он снял наушники и положил их рядом с ноутбуком.
– Все равно ненавижу. Разоденешься ради свидания, а в итоге только время теряешь зря.
Он оставил в покое цифровой проигрыватель и взял со стола чашку кофе.
– Ее кот раздражал меня еще больше, чем твой.
Люси открыла было рот, чтобы защитить Малыша, но передумала.
– И как долго ты был в ее доме?
Куинн поднес чашку к губам.
– Некоторое время.
– Ты же говорил, вы не подходили друг другу.
Он сделал глоток и неторопливо ответил:
– Мы и не подходили. Я подвез ее до дому, а когда она пригласила на чашку кофе, не стал отказываться.
Люси встала.
– Когда я пригласила тебя на чашку кофе, ты не пошел.
– Это оттого, что я хотел тебя в каждой описанной в «Камасутре» позе и еще в двух или трех, которые придумав сам. – Он поставил чашку на стол и подошел к Люси. – Кроме того, на мне была прослушивающая аппаратура, так что я не смел даже прикоснуться к тебе.
– Что? – Люси всплеснула руками. – На тебе была прослушивающая аппаратура? Когда?
– Когда мы были вместе.
– Каждый раз? – Она уперла руки в бока.
Куинн остановился в двух шагах от нее.
– Да. Ты не наговорила глупостей, если тебя именно это беспокоит.
Люси начала вспоминать все их встречи и дошла до той, где они безобразничали в холле. Тогда она обязательно бы заметила что-нибудь необычное. Но не заметила.
– А той ночью, в холле, когда ты думал, что я попытаюсь тебя убить, на тебе тоже была аппаратура?
Он скрестил руки на груди, а по выражению его лица поняла, что отвечать он не собирается. Тогда она тоже скрестила руки на груди и молча уставилась на него. Наконец Куинн сдался:
– Тогда на мне ничего не было.
– А где было? – спросила Люси, хотя уже догадывалась. Она и не надеялась, что полиция, пытаясь поймать ее с поличным, не потрудилась напичкать дом «жучками». Даже удивительно, что она не додумалась до этого раньше, ведь это так очевидно. Наверное, голова была занята совсем другим.
– Цифровые пишущие устройства находились на кухне, в гостиной и в моей спальне.
Люси пыталась вспомнить, что говорила той ночью, и не могла. Она отвернулась и прижала ладонь ко лбу. На щеках зарделся румянец, а сердце застучало сильнее. Что могли слышать полицейские?
– Бог ты мой, в ту ночь мы с тобой… когда ты сорвал с меня блузку, а я… что мы говорили друг другу…
– Никто ничего не слышал. – Куинн взял Люси за руку и повернул к себе. – Именно поэтому я отнес тебя в холл. Я не хотел, чтобы кто-нибудь нас слышал. Ты была моей безраздельно, никто не подглядывал.
