В тех редких случаях, когда Себастьян находил время для чтения, не связанного с работой, он доставал с полки один из любимых романов Стивена Кинга. Ребенком он увлекался лишь приключениями и научной фантастикой. Но и став взрослым, ни разу не подумал заглянуть в любовный роман. А этой ночью уже первая глава увлекла его тщательностью отделки и неожиданной глубиной. Да, некоторые сцены определенно страдали эмоциональным перебором, порой настолько явным, что Себастьян не мог удержаться от страдальческого старта. Но в, то, же время роман отличался изысканной эротичностью. Совсем не той, которую представляет мужчинам журнал «Пентхаус». Здесь читателя скорее дружески вели за руку, чем жестоко бросали в бурное море.
А ночью, когда Себастьян, наконец, заснул, пред ним предстала Клер. Снова. Только теперь на ней были не крошечные розовые трусики, а белые кружевные панталончики и белый корсет. Причем благодаря точности описаний Себастьян отчетливо видел каждую ленточку и каждый бантик.
И вот после такой ночи, открыв дверь, он неожиданно увидел героиню своих видений на собственном пороге. Сон неожиданно материализовался. Но это еще не все: на сарафане были нарисованы вишни. Вишни! Словно красавица явилась на десерт. И сразу вспомнилось, как в романе пират бросил леди Джулию на большой стол и принялся слизывать с прекрасной белоснежной груди девонширский крем.
Себастьян стащил с себя футболку. Скомкал, провел ею по собственной волосатой груди и раздраженно бросил на пол. Первая проблема заключалась в том, что ему срочно требовалось трахнуться. Вторая проблема заключалась в том, что в славном городе Бойсе он не знал никого, кто мог бы ему помочь решить первую проблему. Встречи на одну ночь уже давно не прельщали Себастьяна. Он и сам не мог бы точно сказать, когда именно секс с незнакомками окончательно утратил для него свою привлекательность. Скорее всего, это случилось примерно в то время, когда однажды в Тулсе он познакомился в баре с одной миловидной особой. Увы, наутро она в ярости набросилась на него за то, что он отказался дать ей номер сотового телефона.
Компьютер загрузился, и на мониторе появилась знакомая картинка. Себастьян взглянул на карточки с заметками. Принялся быстро перебирать их. Некоторые откладывал в сторону, потом снова брал и размещал в другом порядке. Впервые за несколько недель в голове что-то щелкнуло, зацепилось и закрутилось. Он прочитал записи в блокноте. Взял карандаш и добавил еще несколько предложений. В мозгу промелькнула искра. Еще одна. Затеплился огонь. Привычным жестом Себастьян положил руки на клавиатуру. Прислушался к себе и начал печатать:
«Мне сказали, что его фамилия Смит. Однако с равной долей вероятности он мог оказался и Джонсоном, и Уильямсом, а мог носить и любую другую типично американскую фамилию. У него светлые волосы, одет он в строгий костюм с галстуком, словно собирается баллотироваться в президенты. Вот только его герои вовсе не Рузвельт, Кеннеди или Рейган. Говоря о великих людях, он упоминает Тима Маквея, Теда Касинского и Эрика Рудолфа. Тех террористов домашнего разлива, которые уже успели выпасть в осадок американского подсознания. Их потеснили и затмили двойники из-за рубежа – и так будет до тех пор, пока родной американский экстремизм вновь не взорвется вечерними новостями и огромными черными заголовками газет. До тех пор, пока по улицам городов и городков не потечет кровь».
Мысли сами собой воплощались в единственно правильные слова. Слова уверенно вставали в четко очерченные ячейки предложений. Целых три часа небольшая кухня с удивлением вслушивалась в энергичное щелканье компьютерной клавиатуры. Себастьян остановился лишь один раз – чтобы наполнить давно опустевшую кофейную кружку. А когда, наконец, закончил статью, то почувствовал, что мир вокруг вновь наполнился яркими красками. Он откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул и с наслаждением потянулся. Не хотелось признавать, но Клер оказалась права. Он действительно пытался форсировать ситуацию. Начинал неправильно, с ложного посыла и в горячке не видел собственных ошибок. Да, слишком зажался, слишком напрягся и от этого не замечал очевидного. Окажись Клер рядам, он непременно запечатлел бы на прекрасных губах благодарный поцелуй. Конечно, о более дерзких акциях не могло быть и речи.
Себастьян встал и, чтобы размяться, принялся мерить шагами кухню. Несколько часов назад, расспрашивая Клер, он всего лишь хотел немного подразнить успешную романистку. Лишить уверенности, завести точно так же, как делал это в детстве. Но только прием не сработал. Ну и ладно – не велика важность. Ему уже тридцать пять. Он объехал полмира и повидал великое множество самих невероятных женщин. Так что неожиданно постучавшаяся в дверь писательница в сарафане с вишнями, сочинительница любовных романов, вовсе не способна взволновать его, словно мальчика, и отнять покой и сон.
Даже если бы Клер и согласилась на несколько раундов ни к чему не обязывающего секса без причуд и излишеств – а слово «если» здесь следовало считать главным, – все равно ничего бы не произошло. Себастьян приехал в Бойсе вовсе не за этим. Цель визита ясна и четко сформулирована: повидать отца и обновить поблекшие отношения. Из пепла уже начали восставать зыбкие очертания нового взаимопонимания, так что спалить хрупкое сооружение опрометчивой близостью с Клер было бы просто варварством. Не важно, что он, Себастьян, не связан с Джойс рабочими отношениями. Вполне достаточно того обстоятельства, что она босс его отца. Соответственно, Клер – дочь босса. Если много лет назад, в детстве, мир рухнул из-за наивного разговора о сексе, то, трудно было даже представить, что могло бы произойти, случись секс на самом деле. Но даже если бы Клер и не принадлежала к королевскому роду, все равно ничего бы не вышло. Себастьян инстинктивно чувствовал, что она женщина одного мужчины. А главная проблема общения с женщиной одного мужчины для него заключалась в том, что сам он не мог назвать себя мужчиной одной женщины.
В последние годы жизнь ощутимо замедлилась, но время с двадцати до тридцати лет Вон провел в постоянных переездах из города в город. Шесть месяцев в одном штате, девять месяцев в другом: обучался ремеслу, оттачивал мастерство, зарабатывал имя и репутацию. Найти женщину для него никогда не было проблемой. В том числе и сейчас, хотя в тридцать пять он стал куда более разборчивым, чем в двадцать пять.
Возможно, когда-нибудь придет время и для женитьбы. Если он почувствует себя готовым к ответственному шагу. Как только мысль о браке, жене и детях перестанет рождать в душе суеверный ужас. Наверное, всему виной далеко не идеальное детство. Два отчима. Одному он симпатизировал, другой не вызывал у него теплых чувств. С некоторыми из приятелей матера Себастьян дружил, однако он ни на минуту не забывал, что рано или поздно отношения придется прервать: каждый из вереницы мужчин неизменно исчезал, а мать в очередной раз запиралась в своей комнате и рыдала.
Себастьян рос с ощущением и пониманием родительской любви. Да, и отец, и мать любили сына; беда в том, что они ненавидели друг друга. Мать не скрывала презрения к бывшему мужу, однако отцу следовало отдать должное: он никогда, ни разу в жизни не опустился до дурного слова о бывшей жене. И все же порой само молчание оказывалось исчерпывающе красноречивым. Леонард считал ниже своего достоинства вступать в перебранку с женщиной и уж тем более не хотел, чтобы сын воспитывался в обстановке враждебности и склок.
