Секретарша печально посмотрела на меня и спросила:
— Вы ищете убийцу, да?
— Да, — согласилась я, присаживаясь. Когда человек сам проявляет желание пообщаться, не стоит от этого отказываться — много интересного можно узнать. — Вам что-то известно?
— Знаете, несколько раз к Валентину Арсеньевичу приходил высокий худой брюнет, они подолгу спорили и ругались. А мне же слышно, — смущенно улыбнулась девушка, кивком показав в сторону курилки. — Насколько я поняла, этот человек был должен Валентину Арсеньевичу деньги, но не отдавал долг.
— Почему вы это поняли? — удивилась я.
— Ну, Валентин Арсеньевич требовал вернуть деньги, порой даже на повышенных тонах, — пояснила секретарша.
— Что еще вы можете рассказать об этом человеке? — спросила я.
— Ничего особенного. Кажется, его зовут Олегом, но точно я не знаю.
— Спасибо, Людмила, вы мне очень помогли. Кто-нибудь еще приходил на работу к Клюжеву? — на всякий случай осведомилась я. И услышала ответ:
— Знаете, иногда приходил один мужчина. Мне почему-то кажется, это было связано с работой Валентина Арсеньевича. Они подолгу общались, причем очень редко где-то здесь, в редакции. Чаще выходили на улицу, но иногда запирались в кабинете Клюжева, когда там никого больше не было, разумеется.
— Как этот мужчина выглядел? — заинтересовалась я.
И секретарша, слабо улыбнувшись, ответила:
— Очень колоритный тип. Такого увидишь в толпе — обязательно узнаешь. Он высокий, полный, светло-рыжий. Но глаза — черные-черные. И брови тоже черные, широкие. Вообще, не было в нем типичной для рыжеволосых мягкотелости — сильный мужчина. Лет под сорок, наверное. Может, чуть больше или меньше.
— Вам нужно работать в милиции, — улыбнулась я. Надо же, я чуть было не упустила такого важного свидетеля! — Спасибо вам огромное.
— Пожалуйста, вы только найдите убийцу! — прошептала девушка.
Ну и ну, да этот журналист Клюжев был, оказывается, настоящим сердцеедом. Жаль, что я его не знала. Чем он так очаровывал женский пол, интересно?
Я покинула редакцию и уселась в машину. Прижав к уху наушник, услышала не слишком важную, но довольно интересную для меня лично беседу. Снова общались Михаил Валерьевич и его заместитель Борис Иванович. Эту парочку я узнавала по голосам.
— Что за девица сейчас выскочила из редакции? — заинтересованно спросил зам.
— Эта? — в голосе директора прозвучало искреннее разочарование. — Милиционер. Приходила по поводу убийства Валентина.
— Вот как? И что ей надо?
— Роет, рыщет. Знаете, Борис, она ведь заходила в понедельник — вот как милиция работает! Сказала, что ей Валентин нужен. Мы с ней пообщались, я предложил свою помощь, — при этих словах Борис Иванович понимающе хмыкнул. — А сегодня узнаю, что девушка работает в милиции. Черт, я такого даже подумать не мог!
— И что вас возмущает, Михаил Валерьевич? — съехидничал Борис. — Девушка понравилась?
— Может быть, мы будем работать? — неуверенно откликнулся Михаил Валерьевич. — Надо поместить некролог, а для начала — обдумать, кто его напишет.
После чего оба умолкли. Видимо, задумались. Ну и пусть себе.
Я завела машину и отправилась к Олегу Камышину, должнику.
Итак, требуется проверить несколько версий. Должник, конкурент, компромат. В том, что компромат существует, я почти уверена — только надо узнать, где он находится. Возможно, именно в связи с компроматом убили Валентина Клюжева. Еще эта командировка злосчастная, нужная только Клюжеву… Не поехать ли мне в Москву, в самом деле? Нет, глупости. Мало ли куда мог отправиться Клюжев. Ниточек на этот счет у меня нет. Приеду и буду бегать по всей Москве с криками: «К кому собирался Клюжев?» Смех, да и только. Нет-нет, надо продолжать дело в Тарасове. Если возникнет такая необходимость, я с легкостью позволю себе визит в столицу. Но пока я ее, необходимость то есть, не вижу.
Проверим-ка наконец должника. Версия о долге лежит слишком уж на поверхности, и, думаю, отработка ее не отнимет у меня много времени. К тому же причина для убийства по ней достаточно банальна — деньги. Но ведь это наиболее часто встречающийся мотив для убийства… Итак, за работу, частный детектив Татьяна Иванова!
Рассуждая таким образом, я подъехала к дому, в котором имел счастье или несчастье проживать Олег Камышин — друг, должник, а возможно, и виновник смерти Валентина Арсеньевича Клюжева. Типичный неудачник к тому же. Только вот в каком облике перед ним предстать?
Если я явлюсь без легенды или в качестве представителя милиции, мне не будут доверять. Зато ответят на мои вопросы с предельной честностью, особенно на те из них, которые возможно проверить. Если же я придумаю любую другую причину для визита к Камышину, он может со спокойной совестью просто послать меня куда подальше и захлопнуть дверь перед моим носом.
Что ж, такова судьба — из двух зол выбираем меньшее. Снова сегодня меня выручат мои давным-давно просроченные милицейские корочки.
Я оставила машину во дворе и, провожаемая удивленными взглядами старушек, прошла в подъезд. Дом был не из плохих — в прекрасном районе, с кодовым замком на входной двери. В ней, правда, был сломан замок, но от этих реалий современной жизни никуда не деться. Правда, консьержки в доме не было, охранников тоже. Да и стены носили на себе отпечаток не слишком изысканной дворовой культуры.
Лифт, естественно, не работал, и я искренне пожалела старушек, вынужденных пешком подниматься на верхние этажи. Самой мне это сложности не составило — я преодолела восемь лестничных пролетов за минуту-две, не больше. И сразу позвонила в дверь шестьдесят девятой квартиры, в которой проживал Камышин.
Дверь мне открыл мужчина с заметной лысиной, несколько обрюзгший, лет сорока с небольшим.
— Здравствуйте, — вежливо сказала я. — Могу я видеть Олега Камышина?
— Это я, — сказал мужчина. — А вы кто?
Я продемонстрировала удостоверение и сказала:
— Из милиции. Олег…
— Геннадьевич, — неуверенно улыбнулся он мне.
— Я бы хотела с вами поговорить. Вам удобно сейчас?
— Конечно, входите, пожалуйста. Татьяна…
— Александровна, — представилась я спокойно.
— А в чем дело? Я не понимаю, почему мной заинтересовалась милиция, — удивленно вопрошал Камышин.
Мы вошли в зал — большую квадратную комнату с красивыми обоями на стенах, но обставленную потертой мебелью. Квартира была не из дешевых — удобной планировки, с большими комнатами и кухней. Но содержал ее Камышин просто в отвратительном состоянии. Я, конечно, тоже не блещу особой чистоплотностью, но, по крайней мере, распихиваю все лишнее по шкафчикам, чтоб не валялась вся одежда где ни попадя. И иногда, в свободное от работы время, делаю генеральную даже уборку. Здесь же царил полный бардак. Видимо, Камышин уловил на моем лице не очень приятное выражение, потому что он смущенно посмотрел на меня и произнес, чуть ли не покраснев:
