— Наша бабуля знала, что делает, — грустно усмехнулся Майлс. — Интересно, как там Мэгги…
— Это без труда можно выяснить, — улыбнулась я, вспомнив о Лесли. — Меня больше интересует, кто из них сдастся раньше: Лесли или моя дорогая кузина. О племяннице Энджи я даже не говорю — она-то уж точно не уступит ни ему, ни ей…
— Да, не повезло Мэг. Ей даже пожаловаться некому. У нас с тобой по крайней мере похожие проблемы…
— Послушай, Майлс… — Позже я многократно проклинала себя за это предложение, но в тот момент оно с поразительной легкостью сорвалось с моих губ. — А что, если нам с тобой помочь друг другу?
Если уж я не ожидала, что предложу нечто подобное, то о Майлсе и говорить нечего. Он повернулся ко мне и окинул меня взглядом человека, которому только что сообщили, что у него есть клон. Если бы я вовремя не кивнула ему на дорогу, он обязательно примял бы траву на обочине, куда устремился его почуявший свободу «лендровер».
— Ты это серьезно? — вырулив на дорогу, поинтересовался Майлс.
— А почему бы и нет? — воодушевленная своей бредовой затеей, ответила я. — У нас есть утопленник, на котором обнаружили медальон нашего покойного прадеда. У нас есть детектив Соммерс, который готов делиться с нами всеми подробностями еще нераскрытого дела. Из чего ты можешь получить вполне реалистичный сюжет для детектива, а я — преступление, которое, возможно, удастся раскрыть. Я помогу тебе написать роман, а ты поможешь мне узнать, кто такой этот загадочный утопленник и откуда у него взялась наша семейная реликвия.
— Звучит заманчиво, но, по-моему, ты переоцениваешь мои способности, дорогая кузина, — вяло улыбнулся Майлс. — Я критик, но никак не детектив.
— Одна голова хорошо, а две — лучше, — возразила я. — У критика, как ни крути, ум должен быть аналитическим. Что-то мне подсказывает, что происшествие на Тихом озере — это та еще загадка.
— Это в тебе говорит автор детективов, — хмыкнул Майлс. — Хотя, признаюсь, я не меньше эксперта удивился, когда выяснилось, что ты правильно описала этот медальон. Что ж, Кэрол, мы с тобой враждуем уже много лет. Может быть, ты права и нам пора сотрудничать? Не знаю, насколько плодотворным будет наш союз, но точно могу сказать — это будет нелегко.
— Я и не сомневаюсь, — улыбнулась я.
Если бы я знала, как это будет нелегко, в тот момент на моем лице, наверное, появилось бы совершенно другое выражение…
6
Нет, я не ошиблась, когда заподозрила, что моя прабабка не так уж сильно хотела выйти замуж за прадеда. Расшифровав — почти в прямом смысле слова — еще несколько страниц дневника Элайзы, я поняла, что в этой любовной истории определенно есть кто-то третий. Имени этого третьего я, увы, не узнала, однако надеялась, что впоследствии прабабушка упомянет его в дневнике.
Пока что мне открылся лишь краешек завесы, закрывавшей основную сцену. И за этим краешком брезжил некто, кого моя прабабка называла своей «истинной и беззаветной любовью», с которой, увы, волею ужасного случая ей пришлось расстаться.
О медальоне Элайза больше не писала, но я не теряла надежды — должна же она хотя бы упомянуть о его краже. Ведь если она так подробно писала о нем в начале дневника, значит, он представлял для нее хоть какую-то ценность…
С загадочного медальона мои мысли возвращались к не менее загадочному роману прабабки. Я, конечно, подозревала, что мот, кутила и редкостный бабник — именно таким мне описывали прадеда — едва ли являлся пределом ее мечтаний. Конечно, всякое бывает, недаром же говорят: любовь зла. Но жить с мужчиной, которому совершенно наплевать на твои чувства, мысли, переживания, — нет уж, увольте.
Конечно, читатель может подумать, что я ужасно наивна и мои размышления о любви достойны лепета восемнадцатилетней девчушки, ничего не смыслящей в отношениях между мужчиной и женщиной. А еще мой читатель вспомнит, что я до сих пор не замужем — это в свои-то тридцать. И вспомнит мою тетку Сесилию, которая искренне надеялась, что я наконец-то хоть кого-то себе нашла. Да, читатель совершенно прав — в вопросах любви я наивна как младенец. Я не наивна лишь в одном вопросе — вопросе брака, который, по моей — может быть, абсурдной — убежденности, заключается вовсе не на небесах, а устраивается, да-да, именно устраивается, самими людьми — мужчиной и женщиной.
Можно влюбляться, и, поверьте, мне знакомо это чувство, можно пылать страстью, можно обожать и сходить с ума. Но впустить в свою жизнь, в свою душу и, наконец, в свой дом человека, который — а ты наверняка это знаешь или чувствуешь — сделает тебя несчастной, несвободной, зависимой от его прихотей, способны лишь натуры чересчур чувствительные или совершенно не умеющие думать, как, например, моя кузина Мэгги.
Если мой дорогой читатель полагает, что мне ни разу в жизни не делали предложения, он ошибается, как ошиблась моя тетя Сесилия. Мне предлагали выйти замуж, и мужчина, убеждавший меня сделать этот шаг, был мне небезразличен. Однако, придя домой после нашего — как оказалось, последнего — свидания, я хорошенько оглядела все вокруг и спросила себя: Кэролайн, ты готова к тому, что здесь будут находиться его тапки, там — его шляпа, а тут — его зубная щетка? Ты готова к тому, что каждую ночь ты будешь засыпать под звук его храпа? А просыпаться от его ворчания по поводу того, что в комнате слишком накурено, потому что ты привыкла курить везде, где тебе заблагорассудится?
Нет, ответила я самой себе и мужчине, который предложил мне руку и сердце. Я не готова жертвовать своим одиночеством, своей свободой.
Конечно, кому-то мои аргументы против брака покажутся глупыми или даже циничными, но я до сих пор, несмотря на то что тетя Сесилия и прочие за глаза и в глаза называют меня старой девой, считаю, что поступила правильно. Будь я мужчиной, меня скорее всего поняли бы, как понимают моего друга Лесли. Но, к сожалению или к счастью, я женщина. А женщина, по представлениям нашего общества, непременно должна хотеть выйти замуж, пусть даже за человека, которого будет ненавидеть всю оставшуюся жизнь.
Пусть читатель простит меня за столь долгое и отнюдь не лирическое, а скорее прагматическое отступление — я всего лишь пытаюсь объяснить, почему не удивилась, узнав из дневника своей прабабки, что она вовсе не так уж пылко была увлечена моим прадедом.
Зачитавшись дневником Элайзы, я совершенно позабыла о том, что на следующее утро позвала своего новообретенного союзника, кузена Майлса, в гости, чтобы помочь ему сказать новое слово в детективном жанре.
Явившись ко мне в назначенный час — это было около двух часов дня, — мой дорогой кузен, подозреваю, меньше всего ожидал, что его кузина все еще мирно спит, заключив в объятия прабабкин дневник. Мисс Пейн с трудом удалось растормошить сову, которую в тот момент представляла собой ее хозяйка.
Вскочив с кровати и наскоро одевшись, я попыталась продрать глаза с помощью ледяной воды и горячего кофе, который сварила для меня моя бесценная Дженевра.
К кузену я спустилась уже в более-менее сносном виде, однако уже на лестнице вспомнила, что забыла привести в порядок свои не очень-то послушные от природы волосы, всклокоченные после сна. Отступать было поздно — Майлс уже заметил меня, а я уже заметила презрительную усмешку, адресованную моей прическе. И, хотя на этот раз в его усмешке было гораздо меньше презрения, чем обычно, я почему-то смутилась. Возможно потому, что теперь мы были партнерами, а не врагами и я начинала видеть в Майлсе обычного человека, а не каменного истукана? Не знаю. В любом случае я впервые за долгие годы испытала перед ним неловкость за свой внешний вид.
