— Конечно, можно про гуся…
— Что про гуся?
— Ну, мол, дикий гусь с разгона врезался в кабину вертолета и нанес экипажу тяжелые ранения, не совместимые с жизнью.
— А дочь миллиардера злобный гусь просто заклевал.
— Валим все на гуся.
— Одна проблема… — Босс потянулся за огурцом.
— Какая? — Помощник повторил закусочный маневр.
— Зимой гуси не летают.
— Почему?
— Погода нелетная… — Босс звонко щелкнул ногтем по бутыли. — Ну-ка, повтори, дружок.
— Гусь, гусь, гусь…
— Твой коварный гусь в данный момент блаженствует где-нибудь на юге с гусынями.
— А кто у нас летает зимой?
— Спроси что-нибудь полегче. — Босс облизнул жирные пальцы и потянулся к телефону. — Сейчас узнаем.
На другом конце провода оказался дежурный спасатель.
— Слушай, будь другом, скажи, какие птички здесь летают зимой?.. Воробьи, говоришь? Нет, воробьи мелковаты. Нам бы кого посолидней… Во, филин вполне подходит, вполне!
— Так, значит… — Босс расстался с трубкой. — Картина вырисовывается вполне четкая.
— Меняем гуся на филина.
— Не просто филина, а сумасшедшего филина.
— Это как?
— Потому что совы днем не летают.
— А сумасшедший филин — это клевая фишка! Кинулся с когтями наперевес!..
— Главное, не забудь — кинулся по неизвестным науке причинам.
— Теперь бы придумать, кто этого филина видел.
— Скажи просто, что из тайги вышел абориген, дал показания и снова ушел в тайгу.
— Гениально.
— Пусть акулы пера этого аборигена поищут!
Босс отломил у гуся последнюю ножку.
— Так я пойду морочить прессу?
— Иди, дружочек, иди.
— Так я пошел.
Но босс не ответил.
Ему сейчас было не до филина, не до прессы, не до дезинформации.
Босс яростно вгрызался в сочную гусятину.
4
Стихия дает дрозда
Принцессе так и не удалось снова вернуться на космическую станцию, в жаркую и похотливую невесомость, к русскому космонавту, жаждущему экстремального секса.
И смотреть в стену из бревен, на которых застыли капельки смолы, тоже надоело.
К тому же собака заскулила, просясь на улицу, и хозяин выпустил ее наружу.
В приоткрытую дверь ворвалась метельная стужа.
— Вот стихия дает дрозда, — сказал егерь и решительно пресек наглую попытку вьюги прогуляться от порога до рации и обратно.
Принцесса, закончив созерцание бревен, покрытых мелкими трещинами и метками от отрубленных сучков и веток, дождалась, когда хозяин вернется на свою наблюдательную позицию.
Во взгляде егеря, так долго не общавшегося с женщинами, добавилось пристальности, граничащей с неприкрытой бесцеремонностью.
Принцесса торопливо поправила тяжелый, пахнущий сырой шерстью тулуп, чтобы скрыть элементы своей вызывающей женственности.
А егерь все смотрел и смотрел, как завороженный.
— При чем здесь стихия и дрозд?
— А мне откуда знать? — Угрюмый хозяин соизволил улыбнуться. — Это у моего дядюшки, любителя разгадывать кроссворды, такая присказка: «даешь дрозда».
— Какого именно дрозда?
— Вряд ли этот «дрозд» имеет какое-либо отношение к певчей птичке отряда воробьиных.
Хозяин, не удостоив на этот раз гостью даже полуулыбкой, снова погрузился в угрюмую хмурость, которую еще больше усиливал полумрак в комнате и рассветная мутность за окном.
Принцесса поняла, что есть лишь одно средство для разряжения накаленной обстановки — разговор.
Егерь так долго пробыл в одиночестве, что разговорить его не составит большого труда.
Только начать надо исподволь, как бы стихийно, без далеко идущих намерений.
— Стью, а ты знаешь, я еще вчера хотела тебя спросить… — Принцесса оборвала фразу.
Недоговоренность и нерешительность получились вполне естественными.
Егерь доброжелательно отреагировал на тихий голос:
— Я думал, ты опять уснула.
— Да вроде не сплю, — рассмеялась Принцесса. — Если, конечно, мне это все не снится.
— Никакой, даже самый блистательный сон не заменит самую никудышную реальность.
— В особенности — вечный сон, — добавила как можно грустнее Принцесса. — Как у меня все болит…
— Еще бы — после такого головокружительного приземления.
— И ноет, ноет каждый мускул, каждая отдельная косточка!..
Егерь понял, что есть лишь одно средство, которое может помочь гостье избавиться от печальных мыслей и забыть боль.
— Так о чем, Принси, ты хотела меня спросить еще вчера?
— Понимаешь, Стью, мне как-то неудобно вторгаться в твое личное пространство с неподобающими вопросами…
Снова недоговоренность и нерешительность.
— Да ты, Принси, не стесняйся.
— В общем, я хотела спросить — почему у тебя такой позывной: «Студент».
— О, это долгий рассказ.
— Но нам же вроде некуда торопиться?
— Значит, хочешь исповеди?
— В разумных пределах.
— Но ты вряд ли в это поверишь.
— Почему, Стью?
— А мне иногда самому не верится.
— Сорри, Стью, сорри. Если я ступила на запретную территорию…
— Да нет, Принси, — наверное, наоборот. Устал я от этих идиотских воспоминаний. Устал.
С обратной стороны двери, сквозь завывание ветра и шум раскачивающихся крон, сквозь натужный скрип упрямых сухостоин донеслось отчетливое повизгивание и настойчивое поскребывание когтями.
Егерь запустил Алису обратно в дом.
Собака, припорошенная снегом, уселась у порога и начала чистку когтей на передних лапах посредством зубов и языка.
Пухлявые снежинки медленно таяли на острой морде и подергивающихся ушах.
Егерь вернулся на табурет, но теперь взгляд его был устремлен не на притихшую под тулупом гостью, а куда-то в дальний, полутемный угол.
— Бросил я университет после третьего курса и рванул как можно дальше от города и цивилизации — вот сюда, в Соболиный заповедник.
— Но вернуться к учебе никогда не поздно.
— Нет, это вряд ли. Как ученый я полный ноль, а профессионалом стал давно, без лекций и семинаров. В тайге ведь не ставят удовлетворительных оценок. Тут экзамен каждый день: или сгинешь по дурости, или выучишь на «отлично».
