Предчувствие надвигающегося конца было настолько сильным, что она даже перестала сомневаться в том, что именно так все и случится. Что пройдет еще несколько часов, а может быть, минут — и не будет больше уже этой тоски, этой боли, этого вечного страха перед будущим. Скоро…
Глава 5
Из дневника Валерии
Если бы я не влюбилась.
Ты прости меня, Настя. Прости за то, что я так смеялась в тот вечер. В тот вечер, когда мы гуляли с ним по Набережной и я чувствовала, что жизнь капля за каплей, очень медленно, но все же вливается в меня. Я-то думала, что так и буду вечно жить одной только скорбью по тебе. Я и забыла даже, как он звучит — смех мой, и подумать не могла, что придется когда-нибудь мне снова смеяться… Я шла рядом с ним и удивлялась тому, как это раньше жила на свете и не знала о нем ничего. И горько мне было, и страшно, и радостно. Только боль все равно радость мою заглушала — ведь я уже тогда знала, что опоздала быть счастливой. Я игла рядом с ним, смеялась, потом до утра слушала его песни и думала о том, что нет на свете ничего печальнее, чем несбывшееся счастье.
Только он еще не знал ничего. Он-то думал, мы случайно с ним встретились. Не догадывался, что тот каблук я еще дома надломила. Не знал, сколько раз я наблюдала за ним со стороны, смотрела, как он возвращается с работы, сверяла время. Каждый день в половине седьмого он проходил по этому переулку. Целую неделю я за ним наблюдала, а потом, когда все уже окончательно продумала, решилась, наконец.
Ненависть — плохой советчик. Страшно, когда ненависть твоей подругой становится, только я думала раньше, что ненависть — это все лучше, чем тоска бесконечная. Ненависть какой-то смысл жизни придает, Появляется ненависть — и цель появляется, живешь этой целью, думаешь дни и ночи…
Ведь сколько раз я себе эту картину рисовала. Придумывала, смаковала каждую подробность. Как приходит ко мне Павел с чемоданами, остается ночевать у меня. А поздно вечером — нет, лучше даже ночью — я бы позвонила ему и попросила прийти, и сын его ко мне приходит. Немая сцена… Я думала: именно этого и ждешь ты от меня, Настя. Именно так и должна я поступить после того, что они с тобой сделали. День за днем, ночь за ночью — ох уж эти ночи нескончаемые! — только об этом и думала. Но это еще тогда было. До того, как я решилась наконец, попасться ему на пути со своим сломанным каблуком.
А в тот момент все изменилось. Я даже не поняла сразу, что это со мной произошло. Почему вдруг все не так, совсем не так, как я себе представляла. Не так, как с Павлом. По-другому… Шла рядом с ним и чувствовала: все мои планы рушатся. Ничего у меня не получится, потому что теперь не я ему, а он мне — хозяин…
Успокаивала себя. Думала — минутное это, пройдет. А потом, когда он чай покупать ушел, а я одна в квартире осталась, так страшно мне стало. Такой беспомощной я себя почувствовала, когда ненависть моя меня покинула. Поэтому и убежала от него в тот вечер. Пришла домой, упала на диван и стала ждать, когда же ненависть моя ко мне вернется. Только не пришла она больше. Вместо нее явилась любовь…
Я думала раньше: не бывает такого. Все уговаривала себя, внушала себе: не может такого быть. Ведь это же тот человек, тот самый, который сестру твою… Сама себя не понимала. Но именно тогда, в тот вечер, и родилась у меня эта мысль запоздалая: в моей цепочке не хватает одного звена. А окончательно я в этом убедилась позже. Гораздо позже, когда ничего уже изменить нельзя было. Когда я Риту увидела — высокую, красивую, стройную женщину с добрыми глазами и каштановыми волосами. Это она мне про цепочку сказала…
Если бы подумала я об этом раньше… Ведь тысячи раз вспоминала, прокручивала наш с Настей последний разговор, только не могла уловить эту зыбкую грань. Не могла понять, что не про него, не про Сергея девочка моя все это рассказывает. Даже раньше, до встречи с ним, когда блуждали мы с его отцом по аллее, зарождалась порой у меня эта мысль. Смотрела я на Павла, слушала его и думала: «Господи, неужели может быть человек таким двуличным?» Не сообразила вовремя, что не может.
Потом, позже, когда Сергея встретила, я Настю во всем обвинять стала. Дурочка глупенькая, ну почему же не сказала она мне, не объяснила ничего. Если бы объяснила — не было бы всего этого кошмара, который я теперь переживаю.
Нет, конечно, не сразу я догадалась о том, что допустила эту ошибку. Первое время еще думала: может, ошибаюсь я, своей интуиции доверяя. Настя, может, тоже ошибалась, когда встречалась с ним, когда верила ему. Но, как ни пыталась я себя убедить, как ни старалась — ничего у меня не получалось. Все дальше и дальше, шаг за шагом, приближалась я к пропасти. К яме, которую сама же для себя и вырыла.
Наверное, не нужно было мне с ним встречаться. После той первой встречи, которая всю душу мою перевернула, нужно было назначать вторую. Только это, наверное, же было не в моей власти. Внезапно осознав, что и я — я тоже — могу быть счастливой, могу излучать солнечный свет, как та девушка Света, которая случайно встретилась мне, я уже не могла остановиться на полпути. Хоть и понимала прекрасно, что счастье это будет недолгим, что предстоит еще мне боль, новая боль, данная в расплату за это счастье. И все равно ничего не могла с собой поделать.
Я все вспоминала ее, эту незнакомку. И в тот день, и на следующий. Она была так похожа на меня — такой же цвет волос, глаз, и возраст у нас с ней примерно одинаковый. Она излучала свет, излучала счастье. А я — одну лишь темную боль. Я вся была пропитана этой болью, я срослась с нею, подменила этой болью саму свою суть.
И мне захотелось изменить хоть что-то. Мне захотелось стать похожей на нее, на эту девушку-счастье с таким лучистым именем — Светлана. Наверное, поэтому я и назвалась ее именем. Глупость, конечно. Но результат оказался феноменальным.
Он все повторял мое новое имя — Света. И я чувствовала, что нет больше Валерии — темной, сгорев шей, от которой один лишь серый пепел остался. Я с каким-то диким упоением развеивала по ветру этот пепел, я без конца смеялась, потому что мне было смешно, мне было легко… И так каждый раз, каждый вечер, когда мы встречались. Всего-то и было этих вечеров — три, только за эти три вечера я целую жизнь успела прожить. Счастливую жизнь…
Потом, приходя домой, я плакала в подушку. Я снова становилась Валерией — седой старухой, обреченной на вечную жизнь на тоскливое одиночество. Не было больше светящейся солнцем девушки Светы. Я мучилась, проклинала себя за то, что сделала. Пыталась найти какой-то выход, но каждый раз убеждалась в том, что выхода нет. Ведь рано или поздно Сергей все равно узнает. О том, что я Настина сестра, о том, что почти целых два месяца встречалась с его отцом, морочила ему голову и чуть было не увела его из семьи.
Самыми тяжелыми были для меня именно те моменты, когда он начинал вдруг рассказывать о родителях. О матери своей, об отце. Я слушала эти рассказы; каждый раз узнавала в них Павла; каждый раз проклинала себя за то, что натворила. Пусть не успела я осуществить до конца свои планы, и же успела зайти достаточно далеко.
