– Ну что ж вы так о нем… Я думаю, он не исключение из правил, ведь все собаки жаворонки.
– Наверное, все… Только ведь знаете, Варя, бывают собаки, которые просыпаются несколько позже. Например, у одного моего приятеля пес вставал в половине девятого, ни минутой раньше. Честное слово!
– Удивительный пес. Но это скорее исключение из правил. Если, конечно, ваш приятель не практиковал добавку в собачий корм снотворного… А вы, Артем, сейчас очень похожи на старого ворчуна, который в жизни ничего, кроме негатива, не замечает…
Он и в самом деле сейчас был похож на старого ворчуна, на недовольного жизнью гнома – густые брови сошлись на переносице, в глазах – бескрайнее и беспросветное возмущение жизнью. Настолько забавный был у него вид, что Варя снова не смогла сдержать смеха.
– Да, вы правы… – Артем немного смутился. – Вообще мне это свойственно… Я поворчать люблю, вы уж извините. Хотя на самом деле все это пустяки. Пес стоит того, чтобы каждый день просыпаться в шесть или в половине седьмого утра, чтобы тащиться с ним на улицу и в дождь, и в снег, и в град, и даже, вы уж простите, с похмелья… Собака – отличное средство от одиночества…
В глазах его промелькнула тень, и Варя не стала задавать вопроса, который едва не слетел с губ. «Вот, – подумала она, – еще один человек, которого, кажется, судьба однажды крепко припечатала к стенке… Все вокруг – и Кристина, и Герман, и я сама, и вот Артем – все побитые, покалеченные… Какая все-таки тяжелая штука – жизнь…»
Но в это утро ей почему-то совсем не хотелось анализировать степень тяжести собственной жизни и жизни окружающих людей, пытаться докопаться до причин, найти объяснение этой жестокости, которая отмерена каждому. В это утро все было не так, как обычно. Кажется, даже солнце, лениво выползающее из-за горизонта, было другим. Не оранжевым, не багровым, а нежно-нежно-розовым, почти прозрачным. Цвет был настолько умиротворяющим, настолько спокойным, что Варя не могла отвести взгляда. А когда все же отвела, заметила нечаянно, как колыхнулась штора в окне на пятом этаже.
Никаких сомнений – мама, заинтригованная ее утренним преображением, находится сейчас на боевом посту и с замиранием сердца ведет наблюдение. Эх, мама, мама…
Варя снова улыбнулась.
– Варя, на вас просто смотреть приятно, – заметил Артем, поймав взглядом ее очередную улыбку. – Скажите, вы всегда такая?
– Какая?
– Такая… радостная. Сияющая. Вы как солнышко…
– Да нет, не всегда. Гораздо чаще я похожа на тучку, – ответила она с прежней улыбкой на лице. – Просто сегодня с самого утра настроение хорошее.
– И в чем причина, если не секрет?
– Причина? – Поставленный вопрос снова поверг Варю в задумчивость, но ненадолго. – Может быть, в том, что у меня телефон не работает…
– Да? Знаете, у меня он тоже не работает. Телефон, похоже, не работает во всем доме, и тем не менее…
– Да я понимаю, – со смехом отмахнулась Варя. – Просто у меня особый случай…
Пес призывно тявкнул, давая понять своему хозяину и его симпатичной спутнице, что они слишком долго стоят на месте.
– Кажется, он нас не понимает. Застыли на месте, как статуи, а кругом такой простор.
– Кстати, – вспомнила Варя. – Здесь где-то неподалеку есть аптека круглосуточная, меня мама просила зайти. Вы не знаете, где это?
– Знаю, конечно, это же совсем близко, за углом… Пойдемте, мы вас проводим. А вы, Варя, наверное, очень долго здесь не были, если даже про аптеку не знаете.
– Последний раз я приезжала почти год назад, – согласилась Варя. – Тогда никакой аптеки поблизости не было.
Пес бежал впереди, время от времени останавливаясь и оглядываясь на не спеша идущего следом хозяина. Изредка он все же поскуливал от нетерпения, подбегал, тыкался влажным холодным носом в ладонь в надежде, что Артем все же вспомнит о нем и хоть немного с ним поиграет. Бросит ему какую-нибудь палку или ветку дерева, которую можно будет, ликуя, притащить в зубах обратно и долго не отдавать, угрожающе рыча, а потом все же уступить, отдать добычу – только для того, чтобы можно было со всех ног броситься за ней снова.
Прогулка казалась псу скучноватой, но хозяин и его спутница, кажется, придерживались прямо противоположного мнения. Они шли неторопливо, и такой же неторопливой была их беседа. Пес старательно прислушивался к каждому слову, но не смог уловить даже сути.
– Мне бы его энергию, – вздохнул Артем, провожая взглядом стремительно несущегося вперед Джима. – Хотя в мои годы мечтать об этом было бы глупо.
Варя удивленно взметнула брови. На вид Артему было не больше сорока пяти – если смотреть придирчивым взглядом, замечая легкую седину в висках и слегка обозначившиеся складки носогубного треугольника. А на первый взгляд он выглядел гораздо моложе.
– В ваши годы? Вы так говорите, Артем, как будто вам девяносто.
– Больше, Варя, – ответил он серьезно. – Гораздо больше. Если честно, мне иногда кажется, что я старше самой древней на свете египетской мумии. Какой-нибудь Тутанхамон или Сати Первый годится мне в правнуки… Дело ведь не в прожитых годах, а в том, как они прожиты.
– Пожалуй, вы правы. И все же… Как же нужно прожить эти годы, чтобы чувствовать себя… как вы сказали, прадедушкой всех египетских фараонов?
Она задала этот вопрос, уже чувствуя, что Артем заранее настроен на то, чтобы на него ответить. Странно устроен человек – потребность высказаться живет в нем порой годами и выплескивается вдруг в самый неожиданный момент. Чаще всего в роли слушателя оказывается человек малознакомый или даже случайный – тот, с кем видишься впервые и с кем, вполне вероятно, больше не увидишься никогда.
Варя знала по себе – с ней такое тоже однажды случилось. Ведь никому и никогда она не рассказывала о том, какую тяжесть носила в себе все годы брака. О том, что каждое утро просыпалась и каждый вечер засыпала с одной лишь мыслью: может быть, это случится сегодня? может быть это случится завтра? Для мамы, для немногочисленных подруг, которыми успела она обзавестись в Москве – даже не подруг, а приятельниц, которые появились во время «колясочного» периода жизни, – у нее всегда имелась в наличии заготовка: «У нас все прекрасно, все замечательно». Даже Кристине она не смогла рассказать всю правду. А рассказала лишь однажды, пару лет назад, случайной попутчице в поезде. Рассказала как на духу и даже расплакалась, что Варе вообще никогда не было свойственно.
Видимо, сейчас для Артема она тоже оказалась той самой «случайной попутчицей», которой можно было легко, без оглядки, пожаловаться на жизнь, не задумываясь о последствиях.
Впрочем, Варя оказалась права лишь отчасти. Никаких душераздирающих подробностей из его жизни она не услышала.
Он молчал некоторое время, а потом произнес, не глядя в глаза:
– Знаете, пятнадцать лет назад у меня умерла жена. И я очень долго не мог прийти в себя от этой потери, я с ума сходил от тоски и одиночества. Все вокруг говорили – время лечит. Лечит всех, а значит, вылечит и тебя, ты только подожди. Но ждать казалось невыносимо… Время, Варя, отличный лекарь – с этим я не могу поспорить, но есть у него один существенный недостаток. Время лечит без анестезии. – Он помолчал немного, потом продолжил, и Варя заметила, что голос его изменился, стал более низким, хрипловатым. – И все думал… Все мечтал о том, где бы найти таблетку. Таблетку от боли, что-нибудь вроде анальгина, только чтобы спектр действия был более широким. Лекарство от тоски и одиночества… И знаете, Варя, мне удалось его найти. Все оказалось просто: одиночество побеждает любовь. Такая вот нехитрая таблетка… И я, знаете, «подсел» на эту таблетку, как на наркотик… А вот лекарства от любви мне найти так и не удалось. До сих пор… Наверное, я непонятно выражаюсь, слишком абстрактно…
