Голос не представился, сказал ей «привет» и назвал ее Ленкой.
Это было странно. Мужчин, которые могли бы ей позвонить вот так запросто, сказать «привет» и назвать Ленкой, она знала наперечет. Ни одному из них голос в трубке не подходил.
– Не узнаешь, что ли, Лисичкина?
Сердце вдруг выскочило из груди, свалилось прямо на сковородку с кипящим маслом, обжарилось со всех сторон и нырнуло обратно, застряв где-то в районе желудка.
– Женька? Ты? – спросила она голосом, который Женька тоже вряд ли сейчас узнал.
– Я, – коротко ответил Женька.
Лена так обрадовалась, что не смогла сдержаться и даже засмеялась в трубку счастливым смехом:
– Все-таки позвонил! Надо же, а я уверена была, что не позвонишь! Думала, опять телефон мой потеряешь или еще что-нибудь! И как это ты про меня вспомнил? Случилось что-нибудь, что ли?
– Случилось, – снова коротко, все тем же неузнаваемым голосом после недолгой паузы ответил Женька.
До Лены постепенно начинало доходить, что на самом деле не все так замечательно. Что, кажется, не радоваться ей сейчас нужно, а печалиться. Но все-таки, впервые за последние несколько лет услышав его голос по телефону, она не смогла ничего поделать с этой буйной радостью, которая полыхала внутри костром.
– Подожди! Я сейчас музыку выключу! – попросила она.
Бросившись к проигрывателю, почти сразу поняла, что не сможет его выключить обычным способом, потому что забыла, где находится выключающая кнопка. Не успев расстроиться, выдернула вилку из розетки и снова вернулась к телефону:
– Ну вот, я здесь. Рассказывай, что там у тебя…
– Я сейчас не могу тебе рассказать. Не по телефону, Лен. В общем, кажется, мне нужна твоя помощь.
– Моя помощь? – искренне удивилась Ленка. Трудно было даже представить себе, чтобы Женьке могла понадобиться какая-то помощь от Лены. Не сочинение же, в самом деле, ему надо помочь написать…
Она улыбнулась этой мысли и хотела уже поделиться с Женькой, но что-то ее остановило.
Успев уже немного справиться с волной захлестнувшего ее счастья, Лена поняла, что сейчас не время для шуток. Кажется, у Женьки и правда что-то случилось. Оттого и голос у него чужой, неузнаваемый. Только вот что?
– Твоя помощь, – подтвердил Женька. И добавил совершенно серьезно: – Профессиональная.
– То есть? – снова удивилась Лена.
– А то и есть. Кажется, у меня съехала крыша. Другого объяснения происходящему придумать не могу.
– Съехала… крыша? – Лена почему-то с трудом соображала. – Ты о чем? О какой крыше?
– Потом объясню. – Он сухо усмехнулся. – У тебя сегодня есть время встретиться?
– Да, – быстро ответила Лена. – Да, конечно. У меня есть время, целый вагон времени, Женька. Только я не понимаю…
– Я и сам ничего не понимаю.
Он по-прежнему говорил тихо, отрывисто и как-то слишком серьезно. За двадцать с лишним лет знакомства Женька говорил с ней таким вот серьезным тоном только один раз – в тот самый вечер, когда им обоим было по пятнадцать.
Она вдруг представила себе его – растерянного, несчастного, с больными потухшими глазами. Такого, каким был он тогда. Где-то в глубине сознания острой иглой кольнула мысль о том, что ведь Женька ее просто использует. Вспоминает о ней только тогда, когда остро в ней нуждается. И, по-хорошему, сейчас как раз самое время вспомнить о своей женской гордости и деликатно послать его подальше, намекнув на то, что она, Лена Лисичкина, Женьке никакая не игрушка. Что она, между прочим, живой человек, и что у нее тоже есть душа и сердце…
Но и душа, и сердце как раз были на стороне Женьки, а гордость молчала.
– Жень, скажи, тебе где удобно встретиться? Ты сам ко мне придешь? Или… я к тебе?
– Нет, давай лучше я к тебе. Часов в шесть, после работы. Нормально?
– Конечно, нормально. Я…
– Ты одна будешь? – перебил Женька. – В смысле, твой Саша…
– Его не будет, – быстро успокоила Лена. – Он в командировке сейчас, до следующего четверга. Так что ты не переживай…
– Ладно. Значит, приду. Спасибо тебе, Лен.
– Не за что, – отозвалась Лена и тут же услышала на том конце быстрые тревожные гудки.
Задумчиво повертев трубку в руках, она медленно сползла по стене вниз и уселась на полу, поджав под себя ноги.
Что все это значит?
«Съехала крыша» – ведь он именно так сказал. Съехала крыша – это значит, проблемы с головой. Причем нешуточные. Это словосочетание она и сама часто употребляла в разговорах с другими врачами в клинике, заменяя им привычные медицинские термины.
В самом деле ведь не про шифер же Женька с ней разговаривал?
Только все же как-то странно получается. Ведь они с Женькой виделись только вчера. Буквально вчера вечером, еще и сутки с тех пор не прошли. И вчера у Женьки с «крышей» было все в порядке. Это было очевидно.
А сегодня, получается, стало до такой степени не в порядке, что он звонит ей и совершенно испуганным голосом просит у нее медицинской помощи? Что же такое могло случиться за один вечер и прошедшую ночь? Или она все-таки ошиблась, неправильно его поняла?
Мысли в голове путались, и Лена чувствовала, что чем больше об этом думает, тем меньше что-либо понимает. Но по-прежнему продолжала сидеть на полу и думать, до тех пор пока наконец запах безнадежно сгоревшей на сковородке порции котлет не заставил ее резко подняться.
Пришлось открыть окно и долго проветривать квартиру. Холодный и влажный запах осени ворвался внутрь, заполнил собой каждый угол, и на душе от этого осеннего запаха стало еще тяжелее, еще тоскливее. Несмотря на то что солнце за окном изо всех сил старалось поднять настроение, Лена мрачнела с каждой минутой.
Вот ведь как бывает. Она даже и не надеялась, что Женька ей позвонит. И уж тем более даже мысли не могла допустить, что его звонок вызовет в душе такую реакцию. Не радость, не сумасшедшую и отчаянную надежду, а только глухую тоску и тревогу.
Она покосилась на часы. До шести еще целый день надо как-то прожить. Чем-то заполнить эти и без того утомительно длинные минуты.
Безжалостно смахнув в мусорное ведро пригоревшую порцию котлет, она до блеска отмыла сковородку и решительно сунула в морозилку оставшийся фарш. Шансы на то, что следующая порция окажется удачной, весьма призрачны, а значит, не нужно зря переводить продукты.
Прихватив магнитофон, она отправилась в комнату заниматься уборкой.
Долго стояла с влажной тряпкой возле журнального столика, на поверхности которого по-прежнему можно было различить печальный нуль. Тот самый, который символизировал прогнозы на будущее.
Категорично смахнув со столешницы символический нуль, она двинулась дальше, решив весь остаток дня посвятить борьбе с пылью.
