Сосед в тапочках качал головой и что-то бормотал себе под нос, глядя расширенными от страха глазами туда, куда Евгений старался вообще не смотреть. Участковый уже нажимал кнопки мобильного телефона, вызывая оперативную группу на место происшествия. Слесарь молча разглядывал свои большие руки и хмурился. Сомнений в том, что хозяин квартиры мертв, и быть не могло – чего стоил один только запах.
Слизень лежал на диване, в том же самом положении, в котором они с Яной оставили его здесь несколько дней назад.
– Кажется, у нас здесь убийство, – заключил лейтенант то, что и так было очевидно, поморщившись от неприятного запаха.
– Я же… – изменившимся голосом пробормотал сосед в тапочках, обращаясь почему-то к Евгению. – Я же как чувствовал. Я еще три дня назад подумал: что-то сегодня Слизня… то есть Гаврилыча… не видно… Три дня назад! Надо было сразу в милицию…
Сосед так сокрушался, как будто думал, что если бы милиция нашла убитого три дня назад, она сумела бы его воскресить, а теперь момент был упущен. Впрочем, тут же поправил себя Евгений, пока еще никто точно не знает, был три дня назад Слизень жив или мертв…
Никто, кроме них троих. Кроме него, кроме Яны и кроме еще одного человека, который в тот вечер побывал у них в квартире.
В ответ он сочувственно кивнул соседу и ничего не сказал.
В ожидании прибытия следственной бригады участковый присел на деревянную табуретку и сложил руки в замок.
– Руками здесь ничего не трогать. И, пока бригада не приедет, не расходиться, – пробасил он, ни на кого не глядя.
В маленькой темной комнатке вчетвером им было тесно – Евгений и два других понятых стояли кругом возле дивана.
– Слышь, лейтенант, может, хоть форточку откроем, а? Задохнемся же тут от этого запаха. Бригада твоя пока приедет, здесь уже не один труп будет, а целых пять, – озабоченно пошутил слесарь.
Подумав несколько секунд, лейтенант кивнул, чтобы тот приоткрыл форточку. Дышать легче не стало, но звуки субботнего утра, доносящиеся со двора, немного разрядили атмосферу склепа. Евгений упорно не смотрел на диван, изучая почти невидящим взглядом окружающую обстановку: пожелтевшие обои на стенах, растрескавшуюся штукатурку на потолке и грибковое пятно в самом углу, над телевизором.
– Кажись, ничего не украли, – выдвинул предположение слесарь, оказавшийся теперь из всех них самым разговорчивым.
Лейтенант угрюмо кивнул. Сосед в тапочках, подумав, ответил:
– Да у него и брать-то нечего. Телевизор, и тот уже черт знает сколько времени не работал. Деньги вечно в долг просил похмелиться… И никакого золота и драгоценностей у него тоже не было. Что с него возьмешь?…
– Бытовуха, – с видом профессионала заключил слесарь, вызвав едва заметную усмешку совсем приунывшего от перспективы провести половину субботнего дня в компании покойника лейтенанта. – Обычно так и бывает. Выпивают себе мирно два человека, потом вдруг начинают ссориться, и один другого по голове тяжелым предметом – хрясь! – и поминай, как звали…
– Выпивали, говорите? – спустя несколько секунд озадаченно протянул сосед в тапочках. – Только что же они выпивали? Ни выпивки, ни стаканов нет. И этого… предмета тяжелого, которым… Нет тоже.
Слесарь в ответ поскреб пятерней затылок и глубокомысленно промолчал.
Все, включая лейтенанта, дружно оглядели небольшое и темное пространство комнаты в поисках выпивки и «тяжелого предмета». Евгений, хоть и знал заранее про выпивку и про тяжелый предмет, оглядел тоже, стараясь, чтобы взгляд ненароком не зацепил покойника на диване. Как водитель экстра-класса, он тщательнейшим образом обходил «препятствие», лавируя взглядом между диваном, темной деревянной тумбочкой и трехстворчатым одежным шкафом, на котором от времени и от влажности вспучилась и растрескалась рыжеватая полировка. Старался, но комната была узкой, маленькой, поэтому мертвец никак не исчезал из поля зрения, вырисовывался все время где-то сбоку, когда Евгений смотрел на потолок, на стену, на тумбочку, на сидящего на табуретке лейтенанта и на шкаф. И даже когда он опустил взгляд в пол, на фоне замысловатого геометрического рисунка пыльного и затертого линолеума замаячила мертвая рука, свисающая с дивана.
Он вспомнил, как в вечер убийства эта рука сползла вниз с подлокотника кресла в его гостиной и качнулась в воздухе. Вспомнил и ощутил вновь панический ужас, охвативший его в тот момент. И еще вспомнил белый металлический браслет на запястье и круглый циферблат с большими стрелками. Часы, которые продолжали исправно работать и показывать точное время идущей вперед жизни, несмотря на то что жизнь их владельца уже остановилась.
«Часы», – мысленно повторил Евгений и в первый раз за время своего присутствия в квартире заставил себя прямо посмотреть на тело, лежащее вниз лицом на диване.
Часов на руке не было.
С этого момента он почти перестал замечать происходящее. Участковый, нервно поглядывая на экран мобильника, периодически набирал какие-то номера и разговаривал то грубоватым, то извиняющимся тоном. Прибытие следственной бригады, видимо, задерживалось. Сосед в тапочках все продолжал сам с собой рассуждать о случившемся, слесарь вышел в коридор и вскоре вернулся, принеся с собой в комнату запах табачного дыма.
Все это Евгений видел, словно в тумане. Кажется, он отвечал на какие-то вопросы, когда появившийся наконец на пороге следователь в компании еще нескольких своих коллег с громкими голосами начал осмотр места происшествия. «Когда вы в последний раз видели потерпевшего? Не замечали ли в подъезде кого-нибудь подозрительного? Не слышали ли громких голосов и криков?»
Он отвечал скорее всего невпопад, потому что думал все время о другом. Взгляд, как магнитом, тянуло в одну точку. Вместе с другими понятыми они вскоре переместились на кухню, где следователь, оказавшийся лысоватым кряжистым мужиком слегка за сорок, с пышными гренадерскими усами и большими глазами навыкате, что-то долго писал на кухонном столе. Стол был уставлен грязными тарелками и чашками с темно-коричневым от чайной пленки нутром, усыпан хлебными крошками, которые представитель следственных органов не долго думая смахнул ладонью на пол.
Этого не может быть, в сотый раз мысленно повторил Евгений.
Эти проклятые часы не могли никуда исчезнуть. Они не могли испариться, раствориться в воздухе. Они не могли быть простой галлюцинацией – тогда, наклонившись, опуская тело на диван, Евгений отчетливо слышал, как тикал внутри механизм. Он помнил браслет из белого металла и темный циферблат под стеклом, покрывшимся от времени мелкими царапинами. Помнил время, которое показывали часы в ту ночь, – восемь минут первого.
Теперь часов на руке не было.
И если отбросить в сторону версию о вмешательстве потусторонних сил, в существование которых Евгений никогда не верил, это значило, что за прошедшие с момента убийства несколько дней в квартире кто-то побывал. Кто-то зашел сюда, снял часы с руки покойника и вышел, забрав их с собой.
