— А моя мама делает очень вкусные пирожки с капустой.
— Твоя мама, наверное, тоже хорошая, да?
— Да, — кивнул Иван. — Хорошая.
Исподтишка она его разглядывала. С деликатностью, достойной взрослого человека, старалась не смущать пристальным взглядом — но взгляд ее он все равно чувствовал в те моменты, когда не смотрел на нее. А иногда она не успевала соблюсти конспирацию, и тогда он ловил этот ее пристальный взгляд на своем лице и немного смущался. В самом деле, зачем так пялиться? Что в нем такого особенного? Ох уж эта детская непосредственность…
— Тань, ты чего на меня так смотришь, а?
— Да ничего. Просто так. Ты на меня похож.
— Я на тебя похож? — Иван рассмеялся. — Ну, если уж мы с тобой похожи, то это не я на тебя, а ты на меня похожа. Я ведь первый родился.
— Ну да. — Таня была не против такой расстановки сил. — У тебя глаза такого же цвета и тоже губы большие. И ресницы короткие и черные. Тебе твои ресницы нравятся?
— Не знаю. Никогда об этом не думал. Я же не девчонка.
— А мне мои не нравятся. Я хочу длинные ресницы, а эти совсем короткие.
— Ничего, вырастут еще, — утешил ее Иван. — Просто ты сама маленькая, оттого и ресницы у тебя маленькие. Будешь расти, и ресницы вместе с тобой расти станут.
— У тебя же не выросли, — возразила Таня.
— Я же мужчина. Мужчинам не полагается иметь длинные ресницы. Оттого они и не выросли. А у тебя вырастут непременно.
— Правда?
— Правда.
— А еще я хочу длинные волосы. Как у настоящей принцессы. А мама говорит, что тоже хочет, чтобы у меня были длинные волосы, и поэтому все время меня стрижет.
— Это как? Что-то я не совсем понимаю твою маму.
— Я тоже не понимаю. Но она говорит, что все, у кого в детстве были длинные волосы, потом обязательно стригутся. Ну, когда становятся уже взрослыми девушками, потому что волосы им надоедают. У нее тоже в.детстве были длинные волосы, а когда она стала взрослой девушкой, то подстриглась. Вот поэтому она мне и не разрешает пока длинные волосы. Чтобы они не успели мне надоесть.
— Ну и логика.
— Мама если чего задумала — так ее не переубедишь. Ни за что в жизни.
— Упрямая, да?
— Ага. А я вот не такая. Я все время уступаю. И ссориться не люблю.
— Это очень хорошо, что ты ссориться не любишь. Значит, у тебя в жизни будет много друзей.
— У меня и сейчас уже много. Ира, Лена и Оля — мои подруги в классе. А еще Илья, Вадим и Сашка Кулаков.
— Здорово. А я вот в детстве с девчонками не дружил. Я их за косички дергал и обзывался.
— Ты, значит, хулиганом был. У нас в классе тоже есть хулиган. Лешка Бабушкин. Он меня один раз портфелем по голове ударил. А Илья, Вадим и Сашка Кулаков — не хулиганы. Хотя Сашка тоже иногда девчонок за косы дергает. Вообще, мне с мальчишками даже интереснее, чем с девочками. Если бы мама могла меня заново родить, я бы лучше мальчиком родилась.
— Да? А по-моему, девочкой быть тоже неплохо.
— Тоже неплохо, — согласилась Таня. — Можно играть в кукол и шить для них одежду. Но мальчишкой все равно быть интереснее. Мне так кажется.
— А как же длинные волосы? Если бы ты была мальчишкой?
Ответить на вопрос Таня не успела. Из-за стены донесся звук шагов и голоса. Щелкнул замок — открылась входная дверь, Таня с криком «Мама! Мама пришла!» сорвалась с места и пулей вылетела в прихожую.
«Вот и настал час расплаты», — с усмешкой подумал Иван. Может, выпрыгнуть в окно? Или в шкафу спрятаться? В этом определенно гораздо больше здравого смысла, чем во всем его предприятии. Один из голосов, доносящихся из прихожей, явно был мужским. Иван вздохнул, поднялся с дивана и поплелся в прихожую встречать хозяев.
Они толкались возле двери, снимая обувь и мешая друг другу, потому что пространство было донельзя узким. Они — это Диана и двое ее сопровождающих. Уже знакомая девушка-мулатка в коротком кожаном плаще с растрепанной кудрявой шевелюрой. И незнакомый мужчина лет двадцати восьми-тридцати, с прямыми и белыми волосами, доходящими почти до плеч, бледной кожей и реденькой, тоже очень светлой бородкой.
Они толкались у двери и Ивана не замечали. Пришлось прочистить горло, потому что просто стоять посреди кухни и изображать пустое место было совсем глупо. Действие оказалось небесполезным — все трое, как по команде, отвлеклись от своих сапог и ботинок, выпрямили спину и застыли, молча глядя на Ивана.
И Иван тоже молчал. И неизвестно, сколько времени продолжалось бы еще это молчание, если бы мужчина с белыми волосами и реденькой бородкой его не нарушил.
Он протянул Ивану руку, но вместо того, чтобы представиться, почему-то сказал:
— Мур.
Иван на миг растерялся, но протянутую руку все же пожал, ощутив прохладу длинных и немного женственных пальцев. Не придумав ничего более оригинального, он решил назвать свое имя:
— Иван.
На что мужчина ответил:
— О-о-очень приятно.
И тут вдруг они все разом заговорили.
— Это его так зовут, — сказала Диана.
— Так это вы — тот самый турецкий француз? — спросила мулатка.
— Вообще-то меня зовут Валмо, — сказал блондин с легким прибалтийским акцентом.
— Но мама и Лора называют его Мур, — сказала Таня.
— А Лора — это я, — сказала мулатка.
— Вы не обращайте внимания, это мы всегда так разговариваем, все вместе и сразу, — сказала Диана.
— И не вздумайте называть меня Ларисой, — сказала Лора. — Иначе я вас убью.
— А Иван правда хороший, — сказала Таня.
«Дурдом», — подумал Иван.
После чего в помещении снова воцарилось молчание. Иван понимал, что теперь он тоже должен что-то сказать. Что-то такое, что не выбивалось бы из темы начатого разговора. Влиться, так сказать, в струю. Он раздумывал еще несколько секунд, переводя взгляд с одной фигуры скульптурной композиции на другую. А потом набрал в легкие побольше воздуха и выдал на одном дыхании:
— А я вот вино принес. И конфеты. Давайте выпьем за знакомство…
«Скульптурная группа» вновь ожила.
— Выпьем, отчего ж не выпить, — сказал Валмо.
— Вино — это хорошо, — одобрила Лора.
— Мам, а мне чуточку можно? — спросила Таня.
— Иван, вы собираетесь стать таким же пьяным, как тогда, когда я подумала, что вы француз? — поинтересовалась Диана.
— Мам, а мне чуточку можно? — снова спросила Таня.
