Иван поднялся, пульт от телевизора соскользнул с колен и с гулким стуком упал на пол. Он наклонился, поднял его и выключил телевизор. Пересел в другое кресло и стал смотреть в окно. В стекло стучали мелкие и колючие снежинки. Он долго слушал, как они ударяются о стекло и отскакивают в черную пустоту опустившейся на город ночи. Часы показывали половину одиннадцатого. Он отвел от циферблата взгляд и снова стал смотреть в окно. Он думал о том, что завтра непременно сумеет до Дианы дозвониться, что будет звонить ей весь день и рано или поздно она все-таки не выдержит, снимет трубку. А если не снимет — он все равно отыщет ее, снова придет в спортивный зал и будет сидеть на скамейке в ожидании конца тренировки.
Он сумеет ей все объяснить. Она поймет, что желтый жираф не имеет для них никакого значения.
Иван все думал и думал об этом, пытался подобрать слова, те самые единственно правильные слова, которые сделают ее прошлое абсолютно безопасным для них. Которые сумеют отделить ее прошлое от настоящего и заставят принять это настоящее, а о прошлом забыть. Он все равно не отпустит ее. Не отпустит и не отдаст никому. Что бы ни случилось. Какую бы страшную тайну ни хранил в себе этот желтый жираф — он все равно окажется сильнее.
Снежинки продолжали биться в оконное стекло. Иван снова перевел взгляд на циферблат настенных часов. Часы показывали половину второго. Он уже не помнил, который был час, когда он прежде смотрел на часы. Иван попытался сообразить, что означает эта половина второго, поздно это или рано, пора ли ему уже идти на работу, день за окном или ночь. Не понял ничего — только черный прямоугольник оконной рамы подсказывал, что все-таки ночь.
Поднявшись, он решил пойти спать. Он не думал о том, что не сможет уснуть, просто за окном было темно и тихо, а значит, вполне логично было принять горизонтальное положение. Он зашел в комнату, не включая света, и не раздеваясь упал на постель. Постель была холодной и пахла Дианой. Он отмахнулся от навязчивых образов, снова поднялся, взбил и перевернул подушку, но подушка все равно пахла Дианой, и ничего с этим поделать было нельзя.
Это было невероятно — то, что она вдруг ушла. Этому невозможно было найти объяснения, особенно сейчас, когда он снова чувствовал аромат ее волос и ее кожи. Он не сомневался в том, что она была искренней, что в поведении ее, в ее словах, прикосновениях, поцелуях не было ни капли фальши, ни капли лжи. Она была здесь, потому что хотела быть здесь, с ним, и целовала его потому, что хотела его целовать, и говорила ему только то, что думала.
Что же, черт возьми, произошло?
Он не мог не думать об этом, хотя понимал, насколько бесполезны сейчас все его попытки о чем-то догадаться. Он оставил ее здесь, будучи уверенным, что застанет на месте, когда вернется. И он знал совершенно точно, что она не собиралась никуда уходить. Она собиралась подождать его десять минут, она собиралась стучать по батарее, если ей станет совсем скучно. Смотреть телевизор, слушать музыку, разглядывать его детские фотографии — но уходить она точно не собиралась. Значит, что-то случилось за те десять минут, пока он чинил этот дурацкий кран у тети Веры. Случилось что-то такое, что все изменило. Перевернуло мир в одну секунду, обратило цвета этого мира, сделав черное — белым, а белое — черным.
Мучительно хотелось утешить себя мыслью, что вскоре все благополучно разъяснится. И если бы не телефонный разговор с Лорой, он бы так и продолжал, наверное, тешить себя этой мыслью, и придумывать, как будет смеяться Диана, как она будет его спрашивать, заглядывал ли он под кровать, когда искал ее, и плести небылицы про злых волшебников.
Уснуть так и не удалось до самого утра. В шесть часов он поднялся с постели, абсолютно разбитый, долго стоял под холодным душем, выпил две чашки крепкого кофе и поехал на работу с твердым намерением вернуть Диану сегодня же. И пусть она не отвечает на телефонные звонки — он все равно найдет ее и сумеет объяснить, что не стоит бояться призраков и держать скелеты в шкафу.
Поняв наконец, что дозвониться до нее и в самом деле не сможет, Иван со злостью бросил трубку на рычаг. До конца рабочего дня оставалась еще уйма времени, и дел было невпроворот, но что толку бессмысленно пялиться в экран монитора, когда не видишь на нем ни одной картинки, ни одной линии, когда совсем не различаешь цвета? Что толку сидеть в кабинете и изображать видимость собственного присутствия, если на самом деле это только видимость?
Он с трудом дотянул до половины четвертого. Снова набрал домашний номер Дианы — результат оказался прежним. Хотя в пятницу у нее только две тренировки утром, и в это время она по идее должна быть дома. Рассвирепев от бесконечных телефонных гудков, он вырубил компьютер прямо из сети, без привычных церемоний вроде «пуск, завершение работы, выключить компьютер, подождите, пожалуйста», рывком поднялся с кресла, достал из шкафа и накинул на плечи куртку. Вихрем промчался мимо собственной секретарши, бросив на ходу «Меня сегодня не будет», и спустя минуту уже крутил руль, выезжая с обочины на трассу.
Та самая дорога, которая когда-то была объездной, а потом стала просто дорогой к Диане, убегала из-под колес с бешеной скоростью. Он забыл про тайное место, где прятались гаишники с радаром, и был вынужден потерять еще несколько минут драгоценного времени, дожидаясь, когда у него проверят документы, выпишут квитанцию, дадут сдачу с крупной купюры. Снова взревел мотор, и он помчался, теперь уже не опасаясь никаких гаишников, потому что знал эту дорогу наизусть и был абсолютно уверен — больше они ему не встретятся.
Притормозив наконец у подъезда ее дома, он вышел из машины и поднял голову, надеясь уже сейчас увидеть ее, поймать ее слабый силуэт в окне — и от этого, может быть, успокоиться хоть немного. Но окна были абсолютно необитаемы. Сейчас он не понимал, для чего ему понадобилось ждать целый день, аж до половины пятого вечера, чтобы приехать к ней. Почему он не поехал с утра, почему не поехал ночью, когда понял, что с мамой все в порядке и никакой сердечный приступ ей уже не грозит? Почему он не сделал этого? Надеялся дозвониться? Едва ли после разговора с Лорой у него могла остаться такая надежда.
Кодовый замок привычно щелкнул. Дверь привычно распахнулась. Латунные ступени привычно прогибались под тяжестью тела, деревянный пол в узком коридоре привычно убегал из-под ног. Теперь от маленького коридорчика, общего у шестой и седьмой квартиры, его отделяла только дверь, а от седьмой квартиры — только дверь и маленький коридорчик.
Но с той стороны была тишина. Он нетерпеливо нажимал на кнопку звонка до тех пор, пока не понял — ему не откроют. Возможно, Диана все же увидела из окна его машину и теперь притаилась за дверью, напряженно ожидая, когда же он уйдет.
«Господи, почему?» — привычно задал он себе тот самый вопрос, который за последние сутки задавал, наверное, уже тысячу раз.
И снова не смог на него ответить.
Наконец потеряв терпение, он стал звонить в квартиру соседке. Баба Тася не заставила его мучиться — ее деревянная дверь скрипнула уже после второго звонка, и сразу же послышался голос:
