Я и Виталий, живые и относительно невредимые, если не считать моих ушибленных коленок и его красочного фингала под глазом, символизировали для Виктора Георгиевича свободу и победу. Именно так он воспринял наше появление и, связав его воедино с появлением двух незнакомых мужиков, остался чрезвычайно доволен — почувствовал близость спасения. Хоть и смутно, но он понимал — его скоро освободят, и это согревало его в промозглой сырости подвала. Однако неведение относительно того, что же все-таки случилось за стенами нашего узилища, не позволяло Виктору Георгиевичу Сандалову успокоиться окончательно. Меня оно, кстати, тоже тревожило.
— Генка, звони нашим, пусть приезжают, забирают героя. А пока надо бы у него ключи поискать да наручники открыть.
При этих словах, произнесенных Кирей, Сандалов утвердительно закивал, подтверждая справедливость внесенного предложения. Его рука уже приобрела насыщенный синеватый цвет от неудобного положения, поэтому открыть наручники в данной ситуации было делом первой необходимости.
Генка отправился наверх, и я, раздираемая естественным любопытством, решила последовать его примеру. Но, выглянув в коридор, сразу же забыла о своем намерении, так как и здесь было много интересного. Например, на полу я, к своей вящей радости, увидела смирно сидящего Михал Палыча со связанными руками и ногами. Он злобно посмотрел на меня и отвернулся в чрезвычайной досаде. Тоже мне, герой…
Через совсем короткое время приехала милиция, а вместе с ней и «Скорая». В тот момент я еще не знала, зачем она нужна, но потихоньку начинала догадываться, что ее появление является следствием выстрелов. Когда Михал Палычу надели наручники и Генка повел приехавших врачей в комнату на первом этаже, Киря наконец поведал о том, что произошло.
— Мы с Генкой приехали через двадцать минут после того, как ты позвонила. Машину оставили неподалеку, а сами пешком осторожно подошли к воротам. Они были приоткрыты, но мы входить не стали, решили ждать у калитки, как и договаривались. Через пару минут Игорь вышел и провел нас в подвал через черный вход. Мы в самом отдаленном углу к стенке прижались и стали ждать. Долго стояли, минут сорок, наверное, пока наконец не услышали шаги. Идет мужик этот по коридору, а в руках пистолет держит. Что тут делать? Надо было, конечно, подождать, пока он дверь начнет открывать, тогда бы мы на него и напали, но Игорь рванул к нему в тот момент, когда он еще и к двери-то не подошел. Ну и пальнул он в него, может, с перепугу, а может, специально. Он же не знал, что Игорь не один здесь. В плечо угодил.
Вот так так! Мой несчастный герой с душой средневекового рыцаря, которого я представляла и лицемером, и преступником, пострадал на поле боя, пытаясь помочь нам, в том числе и мне тоже. Хорошо, что я могу укрощать угрызения совести, не то бы они меня заели!
Однако на этом рассказ не закончился. Я слышала два выстрела. Одна пуля угодила в плечо Игоря. Возникал естественный вопрос: кто стрелял второй раз?
Киря принялся рассказывать дальше:
— В коридоре темно, этот гад стрельнул один раз в Игоря, тот отскочил и упал навзничь. Сразу же какие-то шаги послышались, как будто кто-то убегает вверх по лестнице. Михал Палыч бросился за ним и снова выстрелил, наверно, подумал, что Игорь вдвоем с кем-то пришел, и не хотел свидетеля отпускать. Оказалось, он своего сообщника нечаянно подстрелил, его, кажется, Димой зовут. Он мертв, выстрел ему в спину пришелся.
Первое, о чем я с мрачным удовлетворением подумала, услышав рассказ Кири, было циничное убеждение, что теперь Михал Палыч не сможет выкрутиться. На нем висит реальное убийство, а это гораздо круче, чем эфемерное покушение на Сандалова, которое еще нужно должным образом представить, чтобы вина преступника была исчерпывающей. Тут же все просто: убийство Димы целиком лежит на совести Михал Палыча.
Самого Диму я заметила лишь через несколько минут. Он лежал прямо под лестницей, поэтому я и смогла увидеть его только сейчас. Голова парня была откинута назад, острый подбородок смотрел вверх, а глаза были неестественно широко открыты, что сразу же исключало любые сомнения в его смерти. Неясно, какого черта он отправился вслед за своим хозяином. Наверное, хотел помочь ему в совершении преступления.
Тут у меня возникла довольно интересная мысль: я совершенно не переживала по поводу его смерти. Конечно, Дима не был мне дорог, однако он погиб в совсем юном возрасте, а это само по себе должно внушать к нему жалость. Но, прислушавшись к себе, я не заметила присутствия этого чувства в собственной душе и мысленно обозвала себя толстокожей.
Потом я подумала об Игоре, который оказался одним из самых непричастных к этой истории людей. Помню, когда я впервые его увидела, мне сразу же бросилась в глаза его скрытность, которую я посчитала свидетельством наличия у него какого-то секрета. Секрет, как оказалось, действительно был, я правильно рассчитала. Вот только касался он отнюдь не того дела, которое я веду, а был он — из личной жизни Игорька.
Что ж, все имеют право на ошибки. К счастью, повреждение плеча у Игоря было не слишком серьезное, ключицу пуля не задела, да и крови он потерял немного, учитывая весьма скорое появление врачей. Поэтому большего внимания требовала его душевная рана, которую залечивать предстояло мне как главной виновнице ее появления. Но эта миссия была отложена мною на потом.
Пока же передо мной стояла последняя нерешенная задача, относящаяся к данному делу. Первые две были исполнены при помощи других людей. С Виталия, побывавшего вместе со мной в передряге, теперь будет снято обвинение, а истинный преступник, злоумышлявший против Сандалова, отправится туда, где ему и следует находиться. Оставалось найти пропавшие деньги. Или уже отказаться от поисков? Но относительно последней задачи у меня имелись кое-какие соображения, поэтому после недолгих раздумий я дала себе разрешение на продолжение розыскной деятельности.
Глава 12
Я повернула ключ в замке зажигания машины и неспешно тронулась с места. С утра стояла дивная погода: осень отчаянно молодилась, не желая становиться злой и холодной, и упорно не отпускала теплые солнечные деньки. Вот уже октябрь на носу, и каждый раз, просыпаясь, я ожидала, что вот сегодня уж точно пойдет дождь и пронзительный ветер начнет срывать с деревьев желтеющую листву. Но погода продолжала оставаться доброй и умиротворяющей.
Я слегка устала от всех последних перипетий, и это было вполне естественно в сложившихся обстоятельствах. Однако, к большому своему удовольствию, не замечала за собой той выматывающей тоски, которая часто сопровождает полученное в результате упорной работы утомление. Правда, и особенной активности во мне как-то не наблюдалось. Стоя перед зеркалом сразу после того, как я выпуталась из известных событий и оказалась в собственном доме, я грустно констатировала, что нескучная жизнь неприятно отразилась на моей внешности. Мужики могут вполне цивилизованно выглядеть после насыщенного событиями жизненного периода, а вот у женщин при отсутствии отдыха непременно появляются такие свидетельства, как мешки под глазами, тусклые безжизненные волосы и бледность лица. За одно это женщинам положено давать два отпуска! Хотя… чего это я разошлась?
