— Подожди, давай каких-нибудь кассет купим. У Санька всегда с музыкой проблемы. А без музыки какое веселье, правда?
— Правда, — согласилась Ирина, равнодушно скользнув глазами по пестрой витрине с музыкальными сборниками. Все это ей было мало интересно, потому что приятели Андрея, да и сам Андрей в их числе из всех музыкальных жанров отдавали предпочтение так называемому шансону. Она тоскливо вздохнула, представив себе пьяную физиономию бритого Пыпина, сиплым голоском распевающего не в такт: «Голуби летят над нашей зоной…» Вздохнула, снова вдруг пожалев о том, что согласилась на эту поездку.
Как она и предполагала, Андрей купил несколько кассет излюбленного кампанией шансона. Видимо, все ее эмоции по этому поводу отразились на лице, потому что продавец вдруг понимающе улыбнулся и предложил Андрею:
— Вы бы что-нибудь для девушки купили. «Фабрику звезд», например, или вот еще есть сборник — лучшие баллады о любви…
— У нее извращенный музыкальный вкус, знаете ли… Она все больше фуги да сонаты слушает. Концерты всякие для скрипки с оркестром, — добродушно пошутил Андрей. — Вряд ли у вас для нее что-нибудь найдется.
Ирина улыбнулась вымученной улыбкой и ничего не сказала. Скользнула еще раз взглядом по пестрым обложкам… Андрей уже тянул ее за руку — дальше, к мясным рядам, нужно было еще купить свинину для шашлыка, зелень для салата.
— Постой, — она вырвала руку, — подожди, Андрей. Смотри, Эдит Пиаф. Я так давно хотела…
Он как-то снисходительно усмехнулся. Ирина даже знала, о чем он подумал, как охарактеризовал мысленно эту ее неожиданную находку: «старый хлам». Старый, никому не нужный хлам… Кто в наше время это слушает?
— А мне нравится, — упрямо возразила она вслух. — Давай купим.
Андрей расплатился за кассету, бросил ее в сумку. У Ирины даже сердце сжалось на мгновение: как она там, маленький французский воробышек, среди жиганов в телогрейках? Но, впрочем, на витрине ее окружала не намного более приятная компания. Виагра, глюкоза… Как в аптеке.
Андрей обернулся, спросил:
— Ты чему так загадочно улыбаешься?
— Да так, своим мыслям…
— И о чем твои мысли? — попытался уточнить он, и Ирина подумала: так всегда.
Всегда он боится, что хоть одна ее мысль, хоть одно чувство или сомнение ускользнет от него и она вдруг станет для него недоступной, далекой, и уже больше не будет принадлежать ему целиком и полностью. Не любит он эти ее таинственные улыбки и недомолвки. Не просто не любит, а даже боится их…
— Тебе обязательно нужно знать?
— Естественно. Я хочу знать о тебе все…
Она вздохнула.
— Я просто представила себе ее среди бритоголовых зеков.
— Кого — ее?
— Эдит Пиаф, кого же еще. Там, в сумке. Ну, образно…
— Ах, ты об этом, — он наконец улыбнулся в ответ. — Ничего, стерпится — слюбится. Тем более, ей не привыкать. Насколько я знаю, она была та еще штучка…
— Да, наверное. Послушай, мы же забыли очки…
Они остановились у раскладной витрины, купили очки. Купили мясо и зелень, купили еще смешную кепку в горошек для Ирины, которая была ей к лицу. Так считал Андрей…
— Ну все, поехали. Ничего не забыли? — Андрей задумался, нахмурил лоб.
— Постой, — Ирина вдруг решительно расстегнула молнию на большой спортивной сумке и, поискав некоторое время, достала оттуда кассету.
— Извини, но мне ее жалко. Ничего не могу с собой поделать. Пусть лучше у меня в сумке полежит…
— Кого тебе жалко, Ирик? — едва заметное раздражение вдруг проскользнуло в его голосе. — Это простая магнитофонная лента. Это не человек, а кассета. Ей абсолютно все равно, где лежать, понимаешь?
— Понимаю. Только мне не все равно. Какая тебе разница?
— Никакой. Просто я не люблю, когда ты начинаешь говорить разные глупости. Тебе ведь не пять лет, дорогая…
— Ну ладно, давай не будем ссориться, — ответила она мягко. — Знаешь, я давно уже хотела ее купить. Столько магазинов обошла, а нигде не попадалась. Мне просто очень хочется ее послушать…
— Ты ее что, сейчас слушать будешь? Здесь, в машине?
— Если ты не хочешь, я могу вернуться домой и слушать ее дома. А в машине ты будешь наслаждаться обществом своих зеков, — не сдержалась Ирина. Сняла желто-синюю кепку с головы, бросила на заднее сиденье.
— Ладно, — почувствовав, что снова назревает ссора, Андрей взял себя в руки. — Слушай, если хочешь. Мне все равно. И поехали уже, нас ведь ждут…
Машина тронулась. Некоторое время они ехали молча, пытаясь успокоиться.
— Ну что же ты, — Андрей наконец нарушил напряженную тишину. — Слушай, если хочешь.
Забрал кассету у нее из рук, достал из обложки. Магнитофон, проглотив ее, приветливо и радостно замигал эквалайзерами. Ирина покосилась на него с неприязнью: тоже делает вид, что вполне доволен. Интересно, какой-нибудь «Владимирский централь» он проглотил бы с меньшим энтузиазмом?
«Non, rien de rien, non je ne regretter rien» — зазвучал неповторимый голос.
Первые же звуки заставили ее отвлечься от неприятных мыслей. Пела Эдит Пиаф, и перед глазами вместо пыльной дороги, равнодушно убегающей вдаль, возникли узкие парижские улочки. Она легко представила себе его, этот Париж, так ясно и отчетливо, словно и сама в этот момент оказалась там.
Голос Андрея, прозвучавший рядом, в картину Парижа почему-то не вписывался. Ирине пришлось на некоторое время вернуться из своих фантазий в реальность.
— Кстати, Ирик, совсем забыл тебе сказать. Есть две «горящие» путевки в Сочи. Только надо решить этот вопрос побыстрее. Может, сумеешь отпроситься с работы на неделю?
— Не знаю, посмотрим, — ответила Ирина.
Ей почему-то не хотелось сейчас думать даже о таких приятных, в общем-то, вещах, как побережье Черного моря. Хотелось просто слушать музыку, забыв обо всем на свете. О проблемах на работе, об одиночестве вдвоем с Андреем, о стершихся набойках на осенних ботинках. Хотелось лишь одного — полностью раствориться в звуках и бродить, как наяву, по Парижу почти столетней давности… Ирина никогда не умела слушать музыку между делом, воспринимать ее как простой фон для беседы или домашних дел. Конечно, только такую музыку, которую вообще можно было назвать музыкой…
— … отличные номера с кондиционером, телевизором. Трехразовое питание, — снова донеслось до нее.
— Замечательно, — она кивнула головой, чувствуя, как растет внутри досада.
Идея с поездкой на самом деле была замечательной, но они могли бы обсудить это потом, когда будет более подходящий момент. Неужели так трудно понять ее состояние? Неужели за шесть лет почти совместной жизни нельзя было научиться понимать настроение и чувства человека? И, если не разделять, то, по крайней мере, уважать эти чувства?
