— Влад, я даже не знаю, как вас благодарить… На самом деле ведь мы практически не знакомы, а вы…
— Не за что меня благодарить, — снова повторил он. — Все это пустяки. Главное, чтобы ничего плохого не случилось…
* * *
«Главное, чтобы ничего плохого не случилось…» Эти его последние слова почему-то еще долго звучали эхом в сознании. Конечно, это главное. А все остальное — не важно. И если судьба решила преподнести такой сюрприз и сделать в этот вечер ее ангелом-хранителем человека, который был мужем женщины, разрушившей три года назад ее семью, — что ж, пусть так и будет. Судьба — странная и капризная штука. Главное, чтобы ничего плохого не случилось…
Каким-то немыслимым образом припарковавшись среди длинной череды машин, Владислав выключил зажигание.
— Я быстро. Не скучайте и не думайте о плохом. Лучше послушайте музыку…
Он пощелкал кнопками на панели магнитофона и быстро вышел из машины. Неслышно захлопнулась дверца…
Алина смотрела ему вслед. Он быстро поднимался по ступенькам, заслонившись рукой от ветра. Она даже поежилась, представив, как ему сейчас холодно.
Послышалась тихая музыка. Какая-то удивительно мелодичная инструментальная композиция с сольной партией саксофона. Алина откинулась на спинку сиденья, прикрыла глаза. Чувство тревоги постепенно отступало. Она уже знала наверняка — все будет хорошо. Все к лучшему… Не хотелось больше думать ни о чем, и она не думала — просто слушала музыку, растворяясь в ней, отзываясь ей каждой клеточкой тела. «Господи, как хорошо, как спокойно…»
Он появился в салоне через пару минут, весь мокрый с головы до ног.
— Алина, я вас разбудил?
— Нет-нет, я просто расслабилась…
— Вот. Целых три банки. Она ведь не сказала, сколько нужно. Как мне объяснили, одна банка — на одну систему, значит, хватит на три вливания…
— Влад, вы настоящий добрый ангел…
— Я далеко не ангел. Поверьте, Алина, — улыбнулся он. — И далеко не всегда добрый…
— Не могу себе представить.
— Ну и не надо. Знаете, приятно, когда производишь хорошее впечатление на девушку. Так что не стану больше себя разоблачать… Как вам музыка?
— Замечательная музыка.
— Правда? Если вам правда понравилось, значит, мы с вами родственники…
— Родственники?.. Это вы о чем?
— Знаете, мой отец был музыкантом. Всю жизнь в яме сидел, как мама шутила. В оркестровой яме… В оперном театре. Так вот, он всегда говорил: если людям нравится одинаковая музыка, это значит, что они родные. Не по крови, а по душе. Что души их скроены из одного куска материи… Ну, образно, вы понимаете…
Алина слушала молча и улыбалась. Теперь он снова казался ей восторженным ребенком, который в порыве радости все говорит и говорит, почти не задумываясь, просто потому, что радость его переполняет. Его сосредоточенный взгляд был устремлен на дорогу, и она подумала о том, что сейчас его глаза, наверное, снова стали такими же детскими, как в то самое первое мгновение их встречи. Наверное, он просто иногда устает быть мужчиной — но только тогда, когда абсолютно уверен, что может позволить себе расслабиться…
— Ну вот и приехали. Звоните своей подружке, пусть спустится. Нас ведь могут не пустить в больницу.
Алина набрала номер. Долго ждала ответа и начала уже беспокоиться, что Наташа так и не снимет трубку. Только после десятого гудка наконец услышала голос подруги:
— Алло!
— Ну, слава Богу. Я уж думала… Как там у вас?
— По-прежнему, — срывающимся голосом пробормотала та.
— Слушай, Наташка, мы тебе лекарство привезли. Ты спустись…
— Что?!
— Я говорю, привезли тебе три банки твоего лекарства. Спустись, а то нас не пропустят…
— Алина, ты серьезно? Ты что, в Москву на самолете…
— Да серьезно, серьезно! Не в Москву и не на самолете. Просто один знакомый помог достать… Ну, быстрее давай!
Через пару минут на крыльце показался силуэт подруги. Наташа растерянно оглядывалась по сторонам.
— Я сейчас. — Алина взяла пакет и выскочила из салона.
Она почти не замечала теперь ни холодного ветра, ни дождя, накинувшегося на нее, как злой сторожевой пес. Наташа стояла на крыльце с опухшими от слез глазами.
— Господи, неужели правда? — Она ошарашенно смотрела на пакет, в котором лежали флаконы с лекарством.
— Правда, правда… Я и сама, честно говоря, поверить не могу.
— Да где же ты взяла?..
— Перестань плакать, ну что ты… Потом расскажу. Один знакомый помог.
— Господи… Слава Богу! Вот ведь как бывает… Спасибо тебе, Алина. И знакомому твоему… Очень хороший человек, наверное. Сколько денег-то я должна?
— Денег? — растерялась Алина. — Я даже не спросила про деньги… Вот нахалка. Ладно, я с ним сама расплачусь, а потом уж с тобой посчитаемся как-нибудь. Ты не переживай, главное — чтобы все было хорошо… Ну, беги быстрее!
— Да, побегу… Спасибо тебе, Алина!
— Не за что!
Наташа скрылась за дверью. Алина постояла еще некоторое время под козырьком, потом решительно двинулась вперед. Холодный ветер показался почти теплым, колючие капли — почти ласковыми…
— Ну, все. — Она впорхнула в машину и снова окунулась в тишину и тепло. — Отдала. Спасибо большое вам просили передать. Огромное спасибо, и еще… Вы скажите, сколько это стоит.
— Черт! — Владислав выругался и хлопнул себя по лбу. — Наверное, чего-то стоит… А я сказал «спасибо» и умчался. Вот ведь! Ну, ничего, позже расплачусь. Да вы не переживайте, Алина. Вы мне ничего не должны.
— Как это не должна? — запротестовала Алина, доставая из сумки кошелек. Содержимое его было не слишком богатым — три сотни и два полтинника плюс мелочь. Один полтинник с мелочью она оставила, а все остальное выгребла из кошелька и протянула Владиславу:
— Вот, возьмите.
— Нет, не возьму. И не уговаривайте.
— Нет, возьмете!
Алина попыталась засунуть деньги ему в руку, но из этого ничего не вышло.
— Вы меня в неудобное положение ставите, неужели непонятно?
— Ни в какое неудобное положение я вас не ставлю. Я ничего за это лекарство не платил!
Спор так ни к чему и не привел. Алина открыла бардачок и бросила смятые купюры подальше. Защелкнула и всем своим видом дала понять, что это ее окончательное решение.
— Какая упрямая, — улыбнулся он.
Она не ответила на его улыбку, отвернулась к окну. Некоторое время они сидели в машине молча, в тишине, наполненной тихими звуками саксофона.
— Я так понимаю, мы поссорились? — спросил он и слегка коснулся рукой ее руки.
