— Сколько? — коротко, как всегда, спросил прагматичный Кустарин.
Почему-то на этот раз мои руки его не интересовали, да и к угрозам он прибегать не стал.
Я отрицательно замотала головой. Не скажу, что деньги бывают лишними, но у меня собственное представление о профессиональном долге. Мне захотелось немного позабавиться, и я сказала:
— Могу предоставить оригиналы в обмен на «Борнео Блю». Убеждена, что историческая реликвия должна храниться, как ей и положено, в музее, из которого она так таинственно исчезла.
— Но это невозможно, — усмехнулся Кустарин. — Я уже переправил камень в Ганновер, так что бриллиант вряд ли когда-нибудь окажется в том музее. Даже не мечтайте!
— Тогда ничего не могу поделать! — Мне было весело, как никогда. Я полностью утратила чувство самосохранения, и Андрей почему-то перестал меня пугать.
— Таня, я хочу вас попросить, — включилась в разговор Ангелина. — Вы — женщина и должны меня понять.
Я была полностью согласна с ее определением моего пола, но абсолютно не чувствовала себя чем-то кому-либо в связи с этим обязанной. По выражению ее лица я догадалась, что она угадала ход моих мыслей. Ангелина вздохнула и снова заговорила:
— Я была совсем девчонкой, когда в Кургане осталась без родителей. Отца и мать мне заменил Андрей, несмотря на то что я родилась от его отчима, который Андрея не любил, а меня почти боготворил.
«Сирота курганская», — констатировал внутренний голос. Однако я была уверена, что Ангелине не удастся меня разжалобить. Она же продолжала:
— Я работала продавщицей в универмаге и увлекалась детективными романами. Благодаря Андрею никогда ни в чем не знала нужды. Всю мою жизнь меня окружало уважение и почтение каких-то темных личностей, которых я побаивалась, но они почему-то всегда вертелись в нашей квартире. И испытала шок, когда узнала однажды, что об Андрее на Урале шла слава как об известном и удачливом воре. Но со временем и меня увлекла блатная романтика. Однажды я помогла Андрею спрятать украденное, и с тех пор начались мои хождения по мукам. — Ангелина не замечала, как кусает губы. Было заметно, что воспоминания причиняют ей душевную боль.
— Хватит! — прервал ее монолог Кустарин. Он смотрел на меня как на врага народа. В этот раз на Андрее не было его сногсшибательных очков, и, казалось, он вопрошал: «Ну что, довольна?» Но Самойлова не обращала на брата никакого внимания.
— Меня посадили на шесть месяцев, — казалось, ей необходимо выговориться. — Но я не особенно расстраивалась. Андрей продолжал оставаться моим ангелом-хранителем, пока меня на казенный счет не отправили из родного города. Там, куда я попала после освобождения, Андрей разыскать меня не мог, и я стала женой местного блатаря, который занимал не последнее место на своеобразной «социальной» лестнице. Господи, какая это была грязь! — выдохнула Ангелина. — С тех пор я мужиков и возненавидела. Эта сволочь заразила меня какой-то мерзкой болезнью, от которой я потом еще долго не могла избавиться. После его ареста я досталась по наследству другому вожаку. И так продолжалось бесконечно…
— И вы не сопротивлялись? — поразилась я. Уж кто-кто, а эта женщина не выглядела слабой и покорной. У меня в голове вообще не укладывался ее рассказ о жизни.
— Почему же? — спросила она и скривила губы в сардонической улыбке. — Попробовала однажды и за это получила удар ножом. А жить-то мне, несмотря ни на что, все еще хотелось.
— И что было дальше? — искренне поинтересовалась я.
— Андрею все-таки удалось меня вытащить из этого кошмара. Потом я долго пролежала в больнице, где познакомилась с Владиком Самойловым, который меня и вылечил…
— Так вы все-таки отдадите кассету? — не унимался Кустарин.
— Нет, смею заверить вас, ее никто никогда не увидит, — заявила я. — Если, конечно, с Самойловым ничего не произойдет.
На этом мы и расстались. Провожая меня, Андрей уже в дверях случайно дотронулся до моего плеча. Его прикосновение меня обожгло, но я знала, что он тоже испытывал ко мне двойственное чувство, и решила не искушать судьбу. Пока!
С Борисом я больше никогда не встречалась, он вообще как-то исчез из поля моего зрения. И я грешным делом подозревала, что он отправился за своим хозяином прямиком в ад. О его существовании напоминали только фирменные часы Дениса Стрижевского и отобранный мною у него пистолет.
Владика, по моей рекомендации, всего-навсего за каких-то пятьсот деревянных рублей закодировала от пьянства Лилит. Почему-то я считала себя ответственной за него. После развода Самойлов уехал в Тюмень начинать новую жизнь. Когда мои мысли время от времени возвращались к Ольге Ионовой, мне становилось грустно. Почему она решила уйти из жизни? Неужели чувствовала себя настолько несчастной? Но по крайней мере Ольга хоть не узнала о гибели Свиридова… Я не оправдывала ее поступков, но и не могла не признать, что в трагедии отчасти виновен и Владик. Ирония судьбы!
Я бросила косточки из заветного чехольчика, полагая, что они подскажут мне, как поступить дальше. И не ошиблась, внимательно рассматривая числа на их полированных гладких поверхностях: 3+36+17. Они утверждали, что надо «принимать жизнь такой, какая она есть».
Впрочем, в этом я никогда не сомневалась.
Тогда-то я собрала чемодан и укатила на Мальдивы. В самолете мне пришла в голову мысль, что именно о такой жизни я мечтала с самого детства…
Оторвав взгляд от экрана, я решила переодеться. «Ну до чего же миссис Визаж самодовольная особа! — подумала я об Ангелине. — Ее и тюрьма не изменила!» А ведь она даже и не предполагает, что я успела заменить «Борнео Блю» на фальшивку еще в стенах РУВД, а истинную реликвию отправила по своему прямому назначению через германское консульство в Тарасове. Я предвидела, что миссис Визаж не пожелает добровольно расстаться с бриллиантом и заранее заготовила мастерски сработанную подделку. Хорошо обладать широким кругом знакомств, особенно если в нем встречаются талантливые ювелиры.
С голубого бриллианта «Борнео Блю» мысли мои опять незаметно обратились к брату несгибаемой миссис Визаж.
А почему я, собственно, должна бояться очаровательного Кустарина? Или я не Ведьма — легенда тарасовского сыска?
Кстати, а как вы думаете, с кем я летала на острова?
