— Ты глянь, Виктор Палыч, коза-то приблудная в кроссовках! — Милиционер смотрел на меня с осуждением. — Во как приперло водки хлебнуть, без валенок в магазин рванула.
— Я не из дома, — держась за стену, я встала с лавочки, — я из машины.
Клава, спрятавшая бутылку во внутренний карман тулупа, тоже встала и подошла к решеткам обезьянника.
— Мальчики, ну на кой ляд мы вам? Считайте, я взяла эту контуженую на поруки. Отпустите.
— Клава, помолчи. — Майор не переставал меня разглядывать. — Слышь, бабонька, откуда ж ты нарисовалась?
Слово «Осташков» я бы сейчас не выговорила, поэтому пошла по пути наименьшего сопротивления.
— Из Москвы, — сказала я убитым голосом, понимая, как по-дурацки звучат мои слова. — Приехала в гости вместе с подругой Анной и… свиньей Хавроньей.
И милиционеры, и Клава как-то особенно на меня посмотрели.
— Нет, я больше не могу, — начал тихо хохотать молодой милиционерик. — И где твои… подружки?
— Анна немного в коме, а Хавронья дома, у другой моей знакомой. А сюда меня привезла Татьяна, на «Хаммере».
Клава вздохнула, отошла от меня и вернулась на лавочку. Молодой милиционер, начавший составлять протокол, отложил ручку.
— Это диагноз. Белая горячка на фоне короткой продолжительности зимнего дня и беспробудного пьянства.
— «Хаммер», бабонька, — майор говорил со мной странным тоном, — у нас на всю область один. И ни у какой не у Тани, а совсем даже у Геннадия Лебедева.
— Но как врет! — перебил начальство милиционерик. — Это ж талант.
— Мало ты слышал, какие сказки сказывают наши пьянчуги. — Майор устало зевнул. — И инопланетяне их спаивают, и соседка-ведьма порчу навела, и в окрестностях у нас грибы растут размером с подушку.
— Отпусти нас, Виктор Палыч, — заныла, не вставая с лавочки, Клава. — Мы больше не будем.
— Знаю — и меньше тоже. — Майор взял со стола протокол, порвал его и выкинул в корзину. — Так, Клава, забирай свою новую забулдыгу и покинь помещение.
Младший лейтенант отдышался после смеха.
— А может, еще подержать? Такие прикольные!
Майор неожиданно разозлился:
— Харчи еще на них переводить. Ни хрена, пусть валят отсюда.
Нас вытолкали из отделения.
Выйдя на мороз, мы с Клавой постояли на темной заснеженной улице, вдыхая чистый воздух. Клава разлила по стаканчикам еще по пятьдесят, и я послушно выпила. Клава нахмурилась, глядя на меня.
— У тебя деньги есть?
— Есть немного.
— Придется тащить тебя ко мне.
— Да мне тут рядом…
Я повертелась на месте, ориентируясь, где центральный универмаг и «Хаммер». И только в поле зрения попалась автостоянка перед универмагом, как кто-то потянул меня за рукав. Скосив глаза, я увидела темный силуэт. Невысокий человечек с темным лицом сверкал белками глаз.
— Пойдем, дейвушка, довезем.
Человечек говорил с акцентом. Рядом с ним темнели еще две невысокие фигуры.
— Слышь, сексуальный маньяк, ты куда ее зовешь? — Клава наклонилась к человечку. — Видишь, девушка ни хрена не соображает.
— Довезем, помогать будем. Хорошо сделаем.
— Не поняла! — возмутилась Клава.
Она взяла бутылку за горлышко, собираясь трахнуть по голове назойливого таджика-узбека. Но не успела. Сзади нее метнулась тень, и Клава рухнула к моим ногам. Я немного удивилась, но тут же по моей голове пришелся следующий удар, и я упала рядом с Клавой.
Очнулась в машине. Рядом, спокойно сопя, спала Клава. За ней, у дверцы, дремал один из таджиков-узбеков, двое других сидели на передних сиденьях. Судя по дизайну салона, по холоду и плохим амортизаторам, нас вез военный «газик».
— Эй, мы куда едем?
Проснувшийся парень зло посмотрел на меня.
— Молчи, а то ударю.
Угроза привела меня в чувство, руки были связаны скотчем, а сверху веревкой. Веревка шла к связанным рукам Клавы.
— Клава! — заорала я. — Нас похитили!
Очухавшись, Клава села ровнее, мало что соображая.
Дорога под колесами «газика» резко пошла вниз.
Водитель ругался на своем языке, вставляя русские матерные слова.
Автомобиль стал ехать медленнее, и за окнами окончательно потемнело. Фары осветили закрытое пространство и стену. Машина остановилась. Сзади автоматически съехались высокие ворота.
Пинками нас «вытащили» из машины. Пол, стены и потолок помещения были из серых бетонных плит. Совершенно непонятно, куда нас завели.
В спину толкнул мелкий таджик:
— Иди. Две идите.
Больше всего хотелось врезать ему промеж глаз или пониже пояса. Но руки связаны, а ноги заплетаются.
— Фашист ты мелкий.
Я уже собралась въехать в живот этому охранничку ногой, но подоспел второй парень и сильно ударил меня в бок, в область печени.
— Пьянь русская.
Обидно было до слез. Мелкий таджик-узбек-кигриз дернул за веревку, и мы, как спутанные козы, пошли к стене, в которой темнела металлическая дверь.
За дверью оказалось освещенная комната. С обеденным столом, с кухонной мебелью, со стульями, с телевизором. Больше всего меня поразили двухэтажные нары. На них лежали несколько женщин. Отдыхали, глядя в телевизор или разгадывая кроссворды. Две пары нар стояли пустые.
— Ну, хватит уже шутковать! — закричала Клава. — Это что за пионерский лагерь с криминальным уклоном? Мне кто-нибудь объяснит?
— Это вытрезвитель. — Толстая женщина отложила журнал и пересела с нар к столу. — Ты не ори, бесполезно.
С верхних нар спрыгнула худая женщина, острым личиком похожая на мышку. Взяла со стола нож и подошла к нам.
— Давайте руки развяжу. — Он разрезала скотч и веревку, потыкала ножом мой гипс: — Это кто же тебя так?
Я, чуть не плача от страха, ответила:
— Автомобильная авария.
Ситуация становилась все абсурднее. Я села за стол, протянула руку к чайнику. Давно такого не видела. Металлический, с электрическим проводом. Рука дрожала, но я смогла поднять тяжелый чайник и начала пить из носика.
— Ну, ты свинья. — Опухшая от прошлых пьянок тетка вырвала чайник из рук. — Нельзя пить из общего инвентаря. Во, привезли синоту. Иди на нары и сиди спокойно. Завтра приедет хозяйка, объяснит тебе правила поведения.
Клава тяжело уселась на стул.
— А я так и не поняла. Нас разыгрывают? Девочки, есть чего-нибудь выпить?
— До фига, — тетка вытирала носик чайника. — Вода в кране. Че глазки закатываешь?
