Широкие полукруглые коридоры с металлической, отполированной до зеркального блеска обшивкой поразили меня чистотой. Пол был выстлан особым резиновым покрытием, делающим шаги беззвучными. На дверях, попадающихся по пути, не было ручек. Тяжелый пластик отодвигался набором шифра.
Я быстро согрелась, но окончательно жарко мне стало при виде Гены. Он стоял в конце длинного коридора, держал в руках рацию и смотрел на меня взглядом голодающего при виде бесплатного шашлыка с гарниром. Я прибавила шаг и с размаху уткнулась в его зеленый халат. Гена обнял меня.
— Я чуть с ума не сошел, волнуясь. Где ты была?
— В вытрезвителе. Меня похитили, — я громко говорила, за словами скрывая свою нервность. — И я очень устала. Где здесь душ?
Гена поцеловал меня куда-то в щеку.
— Боже мой, наконец-то.
— Я твой подарок ко дню рождения.
— Я понял, понял. — Он рассмеялся. — Пойдем мыться, ты пахнешь, как шахтер после стахановского подвига.
Душ. Горячий, обильный, очищающий. Это чудо. Я стояла под струями воды и терла тело щеткой с натуральной щетиной.
Гена смотрел на меня из-за пластика душевой кабины, держа наготове широченное полотенце.
Закрыв краны с водой, я вышла ему навстречу — голая и розовая.
Укутав меня в махровую полотенце-простыню, Гена взял со столика кривые хирургические ножницы и разрезал размягчившийся гипс на руке.
Кожа под гипсом показалась детской. Десять дней без воздуха и солнца сделали ее беззащитной.
— Пошевели пальцами.
Я пошевелила пальцами перед лицом Гены, и он, ухватив мою руку, поцеловал.
Поцелуй затянулся. От руки Гена перешел к плечам, к шее, к губам, а дальше подключились его руки, под которыми с меня сползло полотенце, и через минуту мы оказались на этом самом полотенце.
Как же это было здорово! Боже мой! Именно такие минуты остаются в памяти как счастье.
И сразу после прекрасного занятия любовью я поняла, насколько устала.
— Поехали в поселок. — Гена протянул мне руку, помогая встать. — Там сможешь пообедать и отдохнуть. Анна уехала рано утром, я уже сообщил ей, что ты нашлась.
Я смотрела на Гену. Это было впервые в моей жизни. Я понравилась тому мужчине, который понравился мне. Обычно мне приходится самостоятельно долго и упорно завоевывать мужское внимание и любовь. А Гена первым предложил мне свои чувства.
В жизни что-то меняется. К лучшему?
* * *
В столовой набралось человек сто. Все целовались и поздравляли Геннадия. Подарки складывали на стол в углу, и гора свертков в разноцветных ярких обертках медленно съезжала к краю стола, стремясь упасть на пол.
Я скромно сидела в сторонке, за журнальными столиками с прессой, потягивала шампанское. У меня было прекрасное настроение. Присутствие Гены, новые приятные знакомые и великолепное новое платье, сидевшее на мне замечательно. Даже молния застегнулась сама собой, без особых усилий. Что можно еще желать?
Внешность тоже радовала. Таня помнила мою просьбу и, не мелочась моими деньгами, купила косметики объемом с небольшой чемоданчик.
Жалко, но Ани на дне рождения не было, Геннадий запретил ей выходить из медблока как минимум неделю. Ей обещали угощение с праздничного стола и запись празднования с комментариями.
Длинный праздничный стол можно было снимать для сюжета «Офицерская столовая как символ благосостояния России». Великолепные костюмы мужчин и роскошные вечерние наряды дам могли украсить праздничный вечер в Кремле или в Каннах. Особенно впечатляла офицерская выправка мужчин.
Гости стали рассаживаться, не занимая во главе стола несколько стульев.
Неожиданно среди гостей появилась эффектная женщина, лет на десять старше меня. Она по-хозяйски села во главе стола и закурила. Рядом с ней села Галина Сергеевна с недобрым нервным взглядом. Они разговаривали как две подруги, по-хозяйски поглядывая на Гену. Гена оглядывался, ища глазами меня.
В столовую вместе с тремя охранниками быстро вошел Эдик и, прихватив Якова, сел рядом со мной. Тут же появились Таня и Аринай. Таня в бархатном платье, Аринай в черных атласных брючках и зеленой атласной блузке, подчеркивающей ее худобу.
Все поздравляли меня с освобождением. Эдик пересказывал впечатления сержантов, идущих по темному туннелю.
— Зауважали они тебя. Им, идущим друг за другом, с фонарями, с рацией, и то было жутко. А уж каково было тебе, Маша! Ребята передают искренний привет.
Я почувствовала себя героиней вечера. Только женщина во главе стола вызывала раздражение.
— Кто это? — Я смотрела на Таню, и она, смутившись, стала поправлять на себе платье, делающее ее выдающуюся часть тела еще более выдающейся.
— Это та самая Лариса. Видимо, не знает, что ты здесь.
Подошел Гена, подал руку, и я встала. Он подвел меня к столу и посадил на центральное место. Галина Сергеевна и Лариса чуть не попадали со стульев, рассматривая меня.
Я нарочно поправила переливающийся тафтяной палантин на плечах. Гена нежно поцеловал меня в губы.
Галина покраснела, а Лариса побледнела от ненависти. Она не ушла, она сидела и смотрела на меня взглядом заказчика убийства, жертва которого ожила и пришла в гости к ней домой, чайку с ее женихом попить.
Стол ломился от еды и бутылок с напитками. Салат «Оливье» был расставлен в десяти салатницах. Икру, не скупясь, разложили по хрустальным вазочкам, мясная нарезка горками розовела на больших блюдах. Три осетра с острыми мордами разлеглись на зеркальных подносах, украшенные розочками из майонеза и дольками лимона, врезанными между устрашающими наростами хребта.
Таня с гордостью оглядывала кулинарные произведения своей кухни.
Когда все расселись за столом, первый тост в честь Гены произнес Саша, за ним Яков, затем Эдик — и понеслось… Гена пил через раз, меняя рюмки с водкой и водой.
В зал вошел Жора с симпатичной пухленькой женщиной, представил свою спутницу и сел недалеко от меня и Гены.
Яков пересел ближе ко мне, благожелательно похлопал по руке.
— Я видел по отчетам утечку электроэнергии, но даже предположить не мог, куда оно утекает. И чего я первым не додумался использовать старые шахты для теплиц?
Выслушав очередной тост, я отпила шампанского, чокнувшись с Яшей.
— Вы выгоните их?
— Зачем? — Яков выпил водки и закусил осетром. — Считай, ты подарила нам целое производство. Хорошо сидим. Ой, сглазил. — Взгляд Якова поледенел, остановившись на входных дверях. — Принесла их нелегкая.
В столовой стояли Аристарх и приглашенный профессор Максим Анатольевич.
Аристарх Кириллович пожал руку Геннадию, проговорил приличествующие слова и при этом пристально смотрел на меня.
