В школе преподаватели обращались с нею как с маленькой. Друзей практически не было. Она дружила с Мариной, с которой вынуждена была сидеть за одной партой. О дружбе с мальчиками не могло быть и речи. Как девушку ее не воспринимали, на физкультуру она не ходила, было освобождение на всю жизнь. Она не могла пить алкоголь, зато очень хорошо училась. Как можно было с такой дружить?
Скорее всего, какой-нибудь отчаявшийся парень смог бы простить ей отличную учебу и заумные разговоры, но у нее грудь начала расти в одиннадцатом классе, а у Маринки к окончанию школы она разбухла до второго размера.
Дома Ане приходилось общаться с папиными друзьями, говорившими о физике и политике. Скука смертная, ей было не интересно ни то, ни другое, ей хотелось в клубы и на дни рождения. Она была два раза в клубе и пару раз на днях рождения и банкетах. Там ей становилось плохо, и она запиралась в туалете, испытывая головные боли и стыд за постоянную тошноту.
Мама советовала Ане поступить в авиационный или любой другой технический вуз, где большинство студентов юноши. И Аня даже доехала до МАУ. Но, увидев множество парней, закомплексовала до тошноты. Она реально оценила свое медицинское и психологическое состояние на каждой лекции и подала документы… на заочный факультет юридического института, где восемьдесят процентов студенток. Во время сессий происходило то же самое, что и в школе, девушки дружить с «занудой» не хотели, парни ею не интересовались.
В кинотеатре, куда ее устроила мама, она, в отличие от кассирш, никого не видела. А те каждую неделю меняли кавалеров, желающих знакомиться.
И вдруг такой необыкновенный случай.
Аня вытерла слезы и переключилась на музыкальный канал.
* * *
— Маша, тебя гаишник просит остановиться.
Голос Анны силой перетянул меня из Москвы в Зауралье. Я четко припарковалась на площадку поста ГАИ. Но все равно еще целую минуту я была там, с той болезненной девушкой, которая хотела быть счастливой.
Парень на дороге в сине-серой форме козырнул:
— Старший лейтенант Борисов. Ваши документы, пожалуйста.
Я машинально протянула водительские права с вложенным полтинником. Просмотр моих документов занял одну минуту.
— Все в порядке. Можете ехать.
— Спасибо.
Положив права обратно за зеркало над рулем, я не решалась завести мотор. Хотелось слушать и быть там, в той жизни. Но Анна молчала.
— А что было дальше, Аня?
— Потом расскажу, а то у тебя голова разболится.
— Уже… странное состояние. Как травки обкурившаяся.
— Сейчас пройдет.
Взгляд мой задержался на часах на зеркале заднего вида. Ничего себе! Три часа дня, а я не заметила. Вот и начинаешь верить в черные дыры. Щелк, и четырех часов жизни как не бывало.
— Маня. — Рука Кирилла легла мне на плечо. — Ты с утра ведешь, давай я сяду за руль.
«Правильно, — заурчал голубой голос номер два, — пусть проявляет заботу, привыкает». Оранжевый голос заставил мое плечо окаменеть: «Если этот сексуальный раздражитель оставит свою аристократическую лапу на твоем плече, мы сойдем с трассы через пять минут».
Руку Кирилла с моего плеча снял брат и захохотал мне в ухо.
— Машка, я с Кирюхой поспорил, что ты выдержишь до трех часов без обеда, а он был уверен, что только до часу. Я выиграл, так что его очередь вести. Тормозни вон у той харчевни, купим чего-нибудь пожевать.
Вот так, единственный братец испортил распрекрасное настроение. Кирилл просчитался в оценке моего аппетита, а совсем не горел желанием проявить внимание.
Мне почему-то стало так обидно, что я, предупредительно взглянув на Анну, тут же тормознула, отчего Толик и Кирилл влипли в передние кресла.
На трассе за Уралом мне нравятся не многолюдные кафе, а простые деревенские дома, на окне которых белеет бумажка с надписью «обеды». Останавливаешься напротив такого дома, сигналишь, из окошка выглядывает тетушка шестидесятого размера и машет рукой.
Заходишь в горницу, и в просторной кухне садишься за стол, покрытый белой скатертью, роль которой исполняет праздничная простыня. В окошко видна привязанная корова; с русской печки, размером в бронетранспортер, на гостей смотрят маленькие внуки и обязательная кошка.
Какие же здесь пельмени! Сказка! Бывают размером в два сантиметра, и глотаешь их один десяток за другим. А бывают не с мясом, а с жареной жирной рыбкой. Рыбка особая, не осетрина, но чем-то на нее похожая. И пельмени размером с пирожок. Съел три штуки, и дышать невозможно.
Под такие-то пельмени с рыбкой я и надралась сорокаградусной настоечки по самые брови. От обиды на брата. Отговорилась жарой, мигнула хозяйке, и пошла обедать в летнюю кухню. Аня, выказывая моральную поддержку, села вместе со мной во дворе.
Вылакала пол-литра самогонки. Аня опрокинула только одну стопку.
Я хотела еще пол-литра мутной жидкости протащить с собой, но бдительный Толик в последний момент прервал сделку, происходящую на кухне деревенского дома, и всучил пышной тетке мой жидкий трофей обратно.
Не меньше часа я мучилась от обжорства и перепития на переднем сиденье «Мерседеса», а брат вел машину и читал мне нотацию. И я почувствовала, что вполне созрела для убийства, и даже начала искать глазами в машине предмет потяжелее. В ту минуту, когда я начала тянуться к огнетушителю, Анна, сидящая рядом с Кириллом, заявила, что она хочет попробовать вести машину. Оказалось, что и водительские права у нее есть.
Толик вызвался помочь с инструктажем. Аня села за руль, а я оказалась рядом с Кириллом. При нем стонать было неудобно. Я молча смотрела в окно, пока не заснула…
Проснулась от ощущения близкого счастья. Оказывается, я спала, устроив голову на коленях у Кирилла, а он тихо перебирал мои волосы и смотрел в окно. Я полчаса притворялась спящей, чтобы продлить фантастическую ситуацию. Да я целый день готова была лежать у него на коленях, но мой организм требовал восстановления водного баланса. То есть одновременно похмелиться и пописать. Физиология штука упрямая, с нею спорить вредно.
При «просыпании» я с наслаждением облапала парня по полной программе, после чего покаянно попросила у брата пивка. Толик парень гуманный, к тому же пью я редко, так что после посещения придорожного овражка я усладилась выделенной мне бутылкой пива.
Вечером мы остановились в мотеле, в котором ночевали по пути к своей цели. Здесь было мало народа, недорогой ресторан и никаких дальнобойщиков.
Если бы Аня проявила к Толику хоть каплю сексуального внимания, я бы насильно засунула ее к нему в номер, а сама тихо бы страдала на соседней кровати второго номера. Но — нет! Что у Толика, что у Ани было настоящее друг к другу расположение, но исключительно дружеское.