В чувство меня привел звон настенных часов. Блин, половина седьмого! Я метнулась в ванную и быстро утрамбовала землю и цветы обратно по горшкам.
Расставив цветы по старым местам, я тщательно вымыла ванну, подкрасилась, надела серебристые брюки, а сверху китайский голубой шелковый халат с вышитыми на спине тростниками и хижинами с загнутыми крышами. Скрепила его на груди огромной серебряной брошью. Груди полукружьями вываливались из тесного халата. Вот я какая была! О-го-го!
Глава 8
Вечерний тусняк
Мила и ребята приехали в половине восьмого. Шура протянул мне тортик размером с детский кубик. Леонид держал в руке что-то вроде цветка. В пластмассовый цветочный стакан был втиснут огрызок традесканции. Такими «подарками» по десять рублей штука торгуют старушки у метро.
Пока я рассматривала цветок, мои гости замерли на пороге, и рты их открылись до неприличия. Стоять в шелке при открытой входной двери было холодно, и я втащила гостей в прихожую.
– Настька, обалдеть, как выглядишь! – Мила это сказала вполголоса, но спящая в кресле Стерва вздрогнула и с испугу тявкнула на вошедших.
– Ой, какая красотуля!
На ходу скинув куртку, Мила стала ловить Стерву, но та привыкла к тишине в доме и сбежала в спальню.
Шура и Леонид, непривычно пришибленные, чинно разделись и, почему-то поклонившись мне, вошли в гостиную.
Расставить по местам цветы я успела, а вот накрыть стол – нет.
– Мила, у меня два важных дела случайно образовались, со столом пока не получилось, – сообщила я. – Но я предлагаю такой вариант. Вы разбираетесь с гарниром и сервировкой, а я быстро иду в магазин, он в соседнем доме.
Шура и Леонид синхронно и согласно закивали, Мила с незакрывшимся ртом разглядывала обстановку.
– Твою мать, Настька! Зашибись, какая квартира.
Это Мила сказала очень тихо, а мне на секунду показалось, что в ее голосе появилась обида, а в глазах – и черная искра зависти.
– Да, Милочка, квартира хорошая, но придется менять, – устало вздохнула я. – У меня трудности, все не так радужно, как выглядит: вон, видишь, кровь до сих пор не могу до конца оттереть. Но давай об этом потом.
Мила, повеселевшая при слове «трудности», поцеловала меня в щеку.
– Ладно, беги, Настюша, беги, а то мужики обидятся, мы же после работы, голодные. У метро от сосисок в тесте отказались, берегли животы для застолья.
Я надела плащ на халат. В сбербанке поменяла сто евро и впервые прошлась по супермаркету, ни в чем себе не отказывая. Конечно, я не стала покупать икру и французское шампанское, но нарезанную колбасу двух сортов, французский сыр и киевских котлет прикупила. Еще набрала пива на опохмелье, пяток различных соусов, конфет и фруктов.
Из прихожей я сразу, не раздеваясь, прошла в гостиную. Как я и ожидала, Мила приготовила картофельное пюре и нарезала овощей для салата, а два приятеля сидели за столом, смотрели телевизор и активно потребляли мартини с водкой. Поставив тяжелые пакеты у ног ребят, я постучала вилкой по хрустальному бокалу.
– Господа! Приказываю строем и рысью направиться на кухню и подготовить закуски. О спиртном, пока мы все не сядем за стол, забыть. Приказ понят?
Шура среагировал первым, вскочил и вытянулся во фрунт:
– Есть, таарищ енерал.
Леонид тоже выбрался из-за стола, но не так молодцевато. Подхватив пакеты, ребята промаршировали на кухню.
Мила, удивленная моим громким голосом (я повышаю голос крайне редко), проводила ошарашенным взглядом марширующих Леонида и Шуру. Мила потянулась идти за ними, но я зашипела: «Они сами», – и поманила ее за собой.
Стерва, вышедшая из спальни, неспешно направилась в сторону кухни. Новые люди в квартире, по ее личным наблюдениям, на первых порах заигрывали с ней. Наивная собака! Давно замечено, что мужчины отдают вкусные куски домашним животным только в присутствии женщин.
Мы прошли через большую комнату, и я открыла дверь лоджии. Мила начала и здесь охать от восхищения, рассматривая стены, отделанные резным деревом, но я ее охолонила:
– Мы здесь не за этим.
Я подняла в углу лоджии крышку в полу и кивнула в открывшийся прямоугольник с автоматически зажегшейся подсветкой:
– Лезь, там подпол. Выбери огурчики, варенье и еще что-нибудь. Не хочу туда ребят посылать, там стоят две бочки с вином.
Мила радостно ойкнула и быстро исчезла в погребе. Через несколько минут, в которые я прослушала громкие вскрики восхищения из-под земли, на полу лоджии стояли нужные банки.
– Да, с таким погребом, – Мила легко вылезла из подпола, – можно запросто пережить пару-тройку экономических кризисов.
Я гордо согласилась, и мы пошли к ребятам на кухню.
Два увальня разложили закуску по тарелкам с неожиданным изяществом, не забыв украсить зеленью и подровнять неровно лежащий хлеб, нарезанный Милой. Заодно они заправили майонезом салат и соорудили сверху его мухомор из помидора.
Первый тост выпили, не чокаясь, за Катю. Мила знала ее хорошо, Леонид видел пару раз, Шурик слушал наши воспоминания с открытым ртом.
Через полчаса вино и водка взяли свое, и мы свернули на привычную программу. Пили за новую квартиру, друг за друга, за взаимопонимание и так далее. За месяц, что мы не виделись, накопилось много новостей.
Мила подыскала себе новую работу, но место освободится только к концу следующего месяца. Шурик похвалился повышением в должности. Леонид встрял с рассказом о случае на работе, когда один мужик сдуру купил билет «Русского лото» и выиграл почти штуку баксов.
Я, как и все, сделала удивленно-завистливое лицо. Найденные сегодня деньги лежали в сейфе Кати и оттуда грели мне душу.
Все стали вспоминать случаи крупных и мелких выигрышей, находки кошельков на улице или золотых украшений в общественных туалетах. Я слушала с интересом. Меня раздирало желание похвалиться, но я девушка начитанная, я знаю, что после первого шока радости последует огромная, искренняя Черная Зависть.
Постепенно мы перешли на более страшные случаи. Выключили верхний свет и зажгли свечи. Заговорили о вещих снах, о привидениях и убийствах. Мила с расширенными от любопытства и водки глазами спросила, не посещает ли меня Катя. Я замахала руками, сплевывая через левое плечо. Но не выдержала, заплакала.
– А вчера в это самое время вон там, у окна, лежал раненый парень, – сквозь слезы проговорила я. – Лет двадцати. Кровищи было… Жалко его. И меня.
Шура и Леонид замерли с рюмками в руках, Мила хлопнула ладонью по столу:
– Мужики, я же ей и позвонила с утра, как только услышала об этом.
Начались расспросы и комментирование случившегося.
Я рассказывала о вечере у дяди, о милиции, о «Скорой». А перед глазами был молодой парень с простреленной шеей и пятно на розовом ковре. Мне стало совсем плохо, и я разревелась в голос. Мила пересела ближе и утешала, размазывая слезы по моему лицу.
