Я судорожно вздохнула:
– У меня это навсегда.
– Не дай бог. Я очень сложный человек.
– Я тоже.
Мы выпили трехлитровый бочонок пива, съели килограмм воблы и легли спать пораньше. Спали мы как добропорядочные семейные люди, попа к попе.
Утром Алексей еще спал, когда я тихо собралась и уехала в клинику на обследование.
Глава 13
Все хорошо?
В половине десятого, хромая и прискакивая – это у меня такой бег, я влетела в ординаторскую Эдуарда Арсеновича. Он собрал целый консилиум – еще два врача и мама.
Смотрели мою ногу не на холодном хирургическом столе, которых я боюсь до озноба, а прямо в кабинете. Я сняла колготки, легла на кушетку и морщилась от цепких толстых пальцев хирурга. Иногда было больно, и я вскрикивала, не стесняясь. Мама при этом нервно прижимала руки к груди, а Эдуард Арсенович переглядывался с седеньким врачом и моложавой дамой, и они отмечали болезненное место на схеме колена.
После осмотра все расселись у стола Эдуарда Арсеновича.
– Инвалидную коляску надо купить.
У мамы заблестели от слез глаза.
– Как же? Неужели так плохо?
– Наоборот. Сделаем разрезы, введем нужные препараты, установим растяжки и мини-капельницы. Все это сооружение должно находиться на ноге два месяца. Раньше наблюдали и контролировали только стационарно, теперь на второй месяц можно амбулаторно.
Мама закивала головой, соглашаясь с каждым словом, но уточнила:
– Сколько?
– Может, полтора месяца, но лучше настроиться на два.
– Нет, стоит сколько?
– А вот тут надо подумать. Официальные ставки у нас не очень высоки…
Я больше не прислушивалась к разговору. В материальных и бюрократических вопросах моя мама – ас.
За окном клиники дрожали от дождя кленовые желтые листья с зелеными прожилками. Настроение у меня было радужное.
Мама в разговоре с врачами нажимала на цифру восемь, имея в виду, что обязательно появятся дополнительные издержки, например реабилитационный период затянется. Эдуард Арсенович упрямо говорил о десяти, как бы не слыша маму.
Седенький врач уточнил, что коляску, после удачного завершения операций с коленом, надо презентовать кому-либо из малоимущих больных. На коляску мама согласилась сразу. Дама в халате выторговала капельницы для коляски и постельное белье.
Дома остался Леша. Я представила, как застану его сонным, залезу под одеяло, к теплому стройному телу, обцелую любимое лицо… Я наклонилась к маме:
– Извини, мамочка, но у нас есть деньги. Хочу отдохнуть и поесть.
Мама, не меняя выражения лица, тут же услышала цифру десять, согласилась на нее и продолжала разговор дальше.
Две тысячи аванса я сразу отдала маме, и она выложила их на стол, чем весьма подняла настроение врачей.
Выйдя в коридор, я прохромала до пустого стола медсестры и набрала домашний номер. Времени было двенадцать дня. Леша сонным голосом поинтересовался, куда это его женщина сбежала с утра пораньше. Я радостно заорала в трубку о своей коленке, что Эдуард Арсенович берется за операцию, то есть появилась надежда стать нормальным человеком. Алексей слушал мой монолог, позевывая.
– Молодец. Давай садись в машину и приезжай быстрее, мне без тебя грустно.
Я заплакала в трубку от счастья. Мама, подошедшая сзади, смотрела на меня с ужасом:
– Доча… Ты с кем разговариваешь?
– Мама… – Я заговорила извиняющимся тоном: – Я влюбилась. Я никогда и никого так не любила.
Мама отвела меня от столика медсестры к окну.
– Он у тебя дома?
– Да.
– Ничего не сопрет?
Я отмахнулась от неприятного предположения.
– Не сопрет. Да пускай берет все! Все, что ему нужно! Ой, я забыла спросить, погулял ли он с собаками.
– Понятно. Я еду с тобой.
У меня после осмотра ныло колено, и мама села за руль. Мне очень хотелось позвонить и предупредить Алексея о нашем визите, но мама настояла на экспромте.
– Пусть будет все как есть. Не суетись, Настенька.
И я решила не суетиться, маме необходимо доверять.
За два квартала до дома мама начала поглядывать в зеркало заднего вида, поправлять челку и причмокивать губами, оживляя помаду. Выглядело это смешно, но мне хотелось сделать то же самое.
В квартире пахло едой и мужским дезодорантом. Мама застыла в дверях, уставившись на Зорьку, Зорька также внимательно разглядывала новую женщину, решая, кто она – гостья или новый член семьи.
Из кухни вышел Алексей голый по пояс – в джинсах и полосатом передничке. При виде меня и мамы поднял брови.
– Анастасия, я яичницу сварганил. Здрасте.
Мама открыла рот, рассматривая длинноволосого красавца.
– Леша, познакомься, это моя мама. Она очень захотела тебя увидеть.
Алексей встал перед мамой, оттолкнув Зорьку, и протянул руку:
– Очень приятно. Алексей Захарович.
– Нина Валерьевна.
– Что вы встали в дверях? Проходите. Зорька, место.
Завтрак прошел в теплой и дружественной обстановке. Мама без аппетита ковырялась в тарелке. Леша, соблюдая приличия, надел футболку и резал яичницу ножом, без которого запросто обходился до этого. А я решила расслабиться и не нервничать. Мама очень любит меня, а я очень люблю Алексея. И пока эти два человека рядом со мной, мне не может быть плохо.
Мама расковыряла глазунью на мелкие кусочки и распрощалась.
В коридоре, одеваясь, напряженно молчала. Уже взявшись за замок, она погладила меня по голове:
– Он слишком красив.
– Папа тоже красивый, ты же не испугалась, – заметила я.
– Он слишком, понимаешь, слишком эффектен, – пролепетала мама. И деловито спросила: – У него хоть деньги есть или на твой счет живет?
– Поровну. А еще у него квартира тремя этажами выше. Сам купил.
– Да?.. Уже неплохо.
Мама сочувственно поцеловала меня. И добавила:
– А между прочим, Григорий названивает, спрашивает, какого числа обмен обсуждать будем.
– Ой, мам, я так закрутилась, – забормотала я, глядя в стену. – Операция…
– Не ври. Ты из-за него решила не переезжать.
– Ну, мам…
– Настя, мы же договорились – квартира нечистая, надо отсюда линять. Ты же согласилась?
– Ну, мам…
Мама вздохнула, еще раз поцеловала меня и, крикнув Алексею «Пока!», быстро ушла. Уверена – она тут же схватила телефон и принялась звонить отцу на работу.
