К сожалению, единственное, что у нас с ней общего, — это цвет глаз. Сделав для смелости глубокий вздох, я попросила метрдотеля проводить меня к столику, мысленно сравнив себя с узником, который просит своего стражника отвести его в газовую камеру.
— Финли! — воскликнула мать, главным образом для того, чтобы обратить на себя внимание сидящих за соседними столиками.
Привстав со стула, она подставила мне для поцелуя щеку, которую я покорно поспешила чмокнуть. И едва не потеряла сознание от терпкого аромата «Бала в Версале».
Мать вновь опустилась на стул и окинула меня критическим взглядом.
— Я могла бы заказать столик на более позднее время.
— Зачем? — спросила я.
— Чтобы ты успела сделать прическу.
Один — ноль в ее пользу!
Моя прическа меня устраивала, но я решила не спорить по этому поводу.
— Было безумно много работы этим утром. У меня новый случай.
— Новый случай чего? — поинтересовалась она, беря в руки меню, которое — я готова спорить — знает наизусть.
«Герпеса», — едва не сорвалось у меня, но я вовремя прикусила язык. Не стоит, потому что будет только себе дороже.
— Речь идет об убийстве.
Маман отреагировала на мои слова так, будто ей влепили пощечину.
— Ты? Ты имеешь отношение к убийству?
— Нет, мама, это связано с расследованием. Меня никто ни в чем не подозревает.
— Разве тебе можно заниматься подобными делами? Мне казалось, что для расследования серьезных преступлений нужна квалификация.
— У меня есть соответствующее образование.
Я повернулась и, жестом подозвав официантку, неслышно одними губами заказала «Кровавую Мэри». Подозреваю, что в глазах моих читалась мольба.
— Я имею в виду настоящее образование. Вроде юридической школы.
Ее наставления растянулись как минимум на пять минут. Что почти на минуту больше ее последнего рекорда на тему «Финли, ты понапрасну растрачиваешь свою жизнь».
— Может, чуть попозже, в будущем, — уклонилась я от прямого ответа.
Заявить, что этого никогда не будет, невозможно, потому что потом битый час придется выслушивать новую порцию морализаторства.
— Кого же убили?
— Трех человек, — решилась я на правдивый ответ, после чего туманно описала суть дела.
К чести маман и к моему собственному удивлению, рассказ ее заинтересовал.
— Я знаю доктора Холла и его жену. Милая женщина. Ее зовут Мередит. — Мать перегнулась через столик, проявив нетипичное для нее уважение к другим людям. — Хотя подозреваю, его врачебная практика сейчас обстоит не самым лучшим образом.
— Почему?
— Видишь ли, — начала мать, но сделала паузу, выжидая, пока официантка подойдет принять заказ, — они меценаты. По крайней мере, когда-то были. Кстати, тебе известно, что Оперное общество отчаянно нуждается в меценатах? Будь у тебя диплом юридической школы, ты бы зарабатывала приличные деньги и делала благотворительные пожертвования, как твоя сестра Лиза.
Я даже не заметила, как мы перешли от Холлов к теме отсутствия у меня высшего юридического образования и превосходству моей сестры. Всего одна фраза — и вот тебе. Поразительно.
— Лиза и Дэвид — щедрые люди.
То, что жених моей сестры происходит из семьи, у которой денег больше, чем у властителя арабского эмирата, меня нисколько не задевает. При желании Сент-Джон мог бы до конца своих дней ежедневно жертвовать по десять тысяч долларов без всякого ущерба для своего кошелька. Полагаю, ему хватило ума добавить к списку и мою родительницу. Оперное общество Палм-Бич — любимое детище моей матери. Опера — единственное, что она безоговорочно любит.
— Почему ты считаешь, что у доктора Холла сейчас плохо идут дела?
— Я не сказала «плохо», — поправила она меня.
В следующую секунду к нам подошла официантка.
— Вы уже выбрали?
— Да, — последовал ответ, хотя я даже не раскрыла меню. — Уже довольно поздно, так что мы закажем обед. Мне, пожалуйста, салат, жареную красную рыбу без масла. И варенные на пару брокколи с картофелем.
— Хорошо. А что будете вы, мисс?
Во мне все еще клокотал бунтарский дух.
— Мне, пожалуйста, салат «цезарь». Филе миньон с кровью и двойной порцией соуса «беарнез». И еще, если можно, двойную порцию печеного картофеля и побольше сметаны.
— Все будет сделано.
— Я смотрю, к тебе вернулся аппетит, — заметила маман таким тоном, что было непонятно, рада она этому или нет.
— Так что там с доктором Холлом? — напомнила я.
— За последние несколько месяцев их пожертвования заметно оскудели.
— За сколько конкретно?
— Месяца за три или четыре. Оперное общество сильно зависит от пожертвований. Если кто-то без всяких предварительных извещений перестает вносить деньги, возникают серьезные финансовые трудности.
— Вот как? Холл неожиданно перестал давать деньги?
Мать кивнула и слегка подвинулась, чтобы официантке было удобней ставить тарелки с салатом.
— Я не ожидала от Холлов такой бестактности.
— Мм, пожалуй, — согласилась я, пытаясь сопоставить услышанное с уже известными мне фактами.
— У тебя спина не болит?
Я подняла голову и встретилась с ней взглядом.
— Нет. А почему ты спрашиваешь?
— Ты как-то странно сутулишься. Я предположила, что ты повредила спину.
Я немедленно расправила плечи.
— Извини. Как твоя поездка?
— Все было прекрасно. Главным образом европейцы.
— Интересные люди среди них были?
Положив вилку на край тарелки, мать потянулась за сумочкой и извлекла из нее небольшую стопку фотографий.
Хотя она провела почти месяц на море — если не ошибаюсь, Средиземном, — на десятке снимков были запечатлены исключительно мужчины.
— Это Филипп. Он бельгиец. У него какой-то перерабатывающий завод в Генте.
Я осмотрела первого кандидата на роль отчима. Он был лысым, с белоснежной бородой и усами. Я не очень люблю растительность на лицах мужчин и поэтому мысленно вычла несколько очков. Однако вычтенные очки бельгиец компенсировал улыбкой, которая показалась мне искренней.
— А это Пейтро, или для краткости Пепе, — последовала справка о следующем претенденте. — Он живет в Аргентине и разводит пони для игры в поло. Я пригласила его в гости, он навестит меня, когда будет в следующий раз в нашем городе. Он как раз занимается разводом.
Что ж, хорош собой, подумала я, глядя на смуглого брюнета. Но с другой стороны, разведен, а значит, ненадежен и непредсказуем. В общем, кандидат номер два мне тоже не понравился.