Рейн промямлила какое-то оправдание и села за рабочее место, стиснув зубы.
— Да, и еще одно. Мистер Лазар желает, чтобы ты принесла ему чай, кофе и выпечку на завтрак. У него встреча, — выпалила скороговоркой Харриет.
От страха у Рейн задрожали колени.
— Я?
Харриет сморщила губы.
— Я не собираюсь говорить ему о твоем опоздании. У Рейн опять заболел живот.
— Я никогда не… но ведь Стефания обычно…
— Он хочет, чтобы это была ты, — отрезала Харриет. — А он всегда получает то, чего хочет. Кофе уже варится, и не благодаря тебе, между прочим, и еду уже принесли. Все лежит на кухне. Фарфор и серебро уже сервированы в комнате для переговоров.
Стефания заглянула за загородку к Рейн.
— Ты, главное, объясни новой гейше хореографию, — посоветовала она. — Лазару нужно, чтобы все было эстетично. Прольешь хоть каплю кофе на пол, и он тебя поджарит. — Она критически осмотрела Рейн. — И освежи макияж. У тебя левый глаз смазан. На вот, возьми мою тушь.
Рейн в прострации уставилась на тюбик с тушью, который протягивала ей Стефания. Виктор Лазар впервые обратил на нее внимание. Нет, конечно, она его видела. Его нельзя было не заметить. Он врывался в офис, точно ураган, расшвыривая людей направо и налево. Он был таким же безудержным, каким она помнила его с детства. Правда, не таким высоким.
Первый раз, когда он ее увидел, он посмотрел сквозь нее своими серыми глазами, не узнав. Она тогда чуть в обморок не упала от страха. Он не заметил сходства со своей одиннадцатилетней племянницей с белобрысыми косичками, которую не видел семнадцать лет. И слава Богу!
Его внезапный интерес к ее персоне показался зловещим.
— Да поторопись же, Рейн. Встреча назначена на семь сорок пять.
Острый, как бритва, тон Харриет оживил ее. Она кинулась на кухню. Сердце рвалось из груди наружу. Она убеждала себя, что ничего такого необычного не происходит. Она всего лишь подаст кофе, круассаны, багет и фрукты. Она войдет, поставит все на стол, мило улыбнется и оставит Лазара и его клиентов заниматься своими делами. Это вам не астрофизика. И не хирургия мозга.
«Ах нет, нет, — раздался в ее голове подлый внутренний голос. — Это всего л ишь убийца твоего отца на расстоянии вытянутой руки. Ничего больше».
Она налила себе чашку крепчайшего черного кофе, которым всегда можно было разжиться на кухне для персонала, и выпила его залпом, обжигая горло.
Ей потребуется стальной имплантат в позвоночнике, чтобы пройти через все это. Казалось бы, надо радоваться, что Виктор ее заметил. Ей нужно быть ближе к нему, если она хочет расследовать убийство отца. Ведь именно ради этого она пошла на кошмарную работу. Именно ради этого она ведет такую сюрреалистическую жизнь. Сон с надгробной плитой не оставил ей другого выбора.
Годами она пыталась распутать этот дьявольский сон. Она находила десятки логических объяснений: она тосковала по отцу; испытывала подсознательный гнев из-за его смерти; ей нужен был козел отпущения и все такое. Она изучала психологию сновидений, ходила на сеансы психотерапии, пробовала креативную визуализацию, гипноз, занималась йогой, испытала на себе все антидепрессанты, но сон не отпускал ее. Он словно сжигал ее изнутри, подавляя волю, разрушая все ее попытки начать новую жизнь.
Год назад она начала видеть этот сон каждую ночь. Вот тут она действительно схватилась за голову. Она до ужаса боялась ложиться спать. Она пыталась заглушить сновидения снотворным, но не смогла жить с постоянной головной болью по утрам. Она была на грани, пока не произошло одно важное событие в ее жизни. Это случилось в три часа утра, в ее двадцать седьмой день рождения. Она проснулась вся в поту и долго всматривалась во тьму, все еще чувствуя, как дядина рука стальной хваткой сжимает ее плечо. Когда первые проблески рассвета окрасили ее комнату в серые тона, она наконец сдалась. Сон требовал чего-то от нее, и она больше не могла говорить «нет». Если она будет и дальше игнорировать его, то он просто ее уничтожит.
Конечно, у нее не было никаких доказательств. Ее отец утонул, и это был несчастный случай. Виктора в тот момент не было в стране, он отправился по делам. И мать Рейн настояла на том, чтобы они с дочерью уехали в Италию. Она отказывалась обсуждать произошедшее. Однажды, когда ей было шестнадцать, Рейн спросила у матери, действительно ли она верит в то, что несчастный случай унес жизнь ее мужа. Мама ударила ее по лицу, а потом разрыдалась и бросилась обнимать дочь, умоляя о прощении.
— Ну конечно, это был несчастный случай, милая, конечно, несчастный случай, — повторяла она прерывисто. — Бог с ним. Оставь все это в прошлом. Извини, родная.
Рейн никогда больше не возвращалась к запретной теме с тех пор, но тишина, окружавшая прошлое, интриговала ее. Из-за того, что случилось когда-то, жизнь ее была ничтожно мала. Годы в бегах. Годами они прятались, бесконечно меняя имена и паспорта. И этот неприкрытый страх в голосе матери каждый раз, когда речь заходила о ее дяде. Страх, туго переплетенный с горем. И конечно, сон. Безжалостный сон.
И вот она здесь. За те три недели, что она тут проработала, она не узнала ровным счетом ничего, кроме вязкого болота правил Службы контроля иностранных активов, финансовых компьютерных таблиц, графиков транспортных перевозок, копий разнообразных контрактов и прочего барахла. Она совершенно не умела врать и никогда не блистала талантом сочинять отговорки. Но тем было хуже для нее. Ей приходилось вкалывать по полной. Рейн оставалось только воображать себя смелой, бесстрашной амазонкой в крестовом походе против несправедливости и вранья.
Она вся вспотела, пока разворачивала сливочный сыр. Она обернулась, упаковка выскользнула из рук и упала на пол, разумеется, сыром вниз.
В дверном проеме перед ней стоял мужчина, с которым она ехала в лифте.
Рейн тяжело сглотнула. Но тут же напомнила себе, что нужно нести кофе и булочки. У нее не было времени на шуры-муры с грозным пиратом, как бы хорош и притягателен он ни был.
— Вы заблудились? — спросила она вежливо. — Давайте я помогу вам сориентироваться.
Мужчина ласкал ее взглядом не хуже, чем крепкими руками.
— Нет, спасибо, комнату для переговоров я найду сам. — Его звучный баритон прошелся по ее нервным окончаниям, словно торнадо.
— А-а, так вы пришли на встречу, — вымолвила она.
— Да. — Он вошел в кухню с грацией пантеры, нагнулся и подобрал с пола сливочный сыр. Затем поднялся и оказался где-то нереально высоко над ее пятью (рутами пятью дюймами
[5]
. Он взял со стола салфетку, вытер налипшие на сыр пылинки и протянул ей.
— Никто не узнает, — мягко сказал он. — Это будет нашим маленьким секретом.
Она приняла сыр и стала ждать, когда он уйдет. Но спустя пару секунд она поняла, что он не собирается этого делать. Напротив. Он стоял и смотрел, как она намазывает сыр на круассаны, и сердце ее билось, словно птица в силке.
