— Ой, мамочки, да что же это делается? — по-украински пронзительно заголосила Олеся. Она прибежала на общий шум из кухни с полотенцем в руках и с удовольствием вступила в общий разговор: — Говорите, Денис Петрович таблеток наглотался? Да в жисть не поверю! Хоть режьте! Всегда такой дисциплинированный, такой осмотрительный… — Олеся выпучила глаза и продолжила шепотом: — Это кто-то его на трассе остановил, продал бутылку минералки и незаметно туда лекарство подсунул. Да, такое бывает, я в одном сериале видела, — обиженно продолжила Олеся, заметив, что ее никто не слушает.
— А я таким поворотом событий ничуть не удивлен, — подал голос Викентий Модестович. — Чего еще можно ожидать от злостного курильщика?
— При чем тут это? — не поняла Ангелина.
— А при том! — запальчиво продолжал Викентий Модестович. — Сильный человек, друзья мои, обязан побороть тягу к легкому наркотику, коим является табак. Из-за этого опасного яда в организме происходят патологические изменения. Например, бессонница и кашель курильщика. Вот мой зять и не мог уже спать без снотворного. Теперь, надеюсь, возьмется за ум и бросит курить. Надо зажать волю в кулак — и неприятности тут же закончатся.
Все признали доводы Викентия Модестовича довольно убедительными и стали возвращаться к делам.
Да и сам патриарх вскоре потерял интерес к досадному, но мелкому (по сравнению с глобальными мировыми проблемами, которые занимали его в последнее время) происшествию, подозвал Серафиму, и они вновь уселись под деревьями работать над воспоминаниями.
Люся раз за разом набирала мобильный номер мужа, однако равнодушный голос повторял, что абонент недоступен. Она махнула рукой и бросилась в дом — собирать вещи в больницу. Лина принялась механически подбирать рассыпанную в траве малину. Она складывала ягоды в миску по одной, зачем-то считала их и все никак не могла успокоиться.
«Странно, — думала она, — Денис вроде бы, по словам Люси, никогда прежде не пользовался снотворным — раз. Обычно он встает очень рано и почти сразу садится за руль — это два. Как Люсин муж мог так глупо рисковать? А вот и третья ягодка».
И Лина минута за минутой, час за часом принялась вспоминать события минувшего дня, ночи и последовавшего за ней безмятежного утра…
«Зачем ему снотворное, если он прекрасно спит?» Ангелина вспомнила ночной разговор и поежилась. Где-то на краешке сознания появился стеклянный пузырек с лекарствами. Мелькнул и — снова изчез в памяти.
«Где-то я его видела… — мучительно вспоминала Лина. — Но где?»
Она продолжала вспоминать события последних суток. Многое теперь казалось странным. Вернее, очень странным.
Люся ехала в больницу и, когда мысленно, а когда и вслух, подгоняла брата: «Быстрей, еще быстрей! Ну, Гарик, ну же, миленький, ну, давай, да рискни же, наконец! Да обгони же того придурка! Ну и что, что фура впереди! Авось проскочим! Жми!»
Они тормознули у пятиэтажного унылого здания в центре районного городка с таким визгом тормозов, словно стартовали в автогонке. На скамеечке возле крыльца шло ежевечернее заседание «больничного клуба». Дамы в махровых халатах лузгали семечки и обсуждали палатные сплетни, а мужички в спортивных костюмах заговорщицки шептались, явно снаряжая гонца за «родимой».
Люся с огромными пакетами и кошелками еле выкатилась из машины. Олеся постаралась, собрала Денису столько еды, что ее хватит на полотделения. Как будто они приехали спасать не жертву аварии, а дистрофика, умирающего от истощения! Люся не шла, почти бежала по больничному коридору, обращая внимание только на цифры на дверях палат. Пакеты больно били по ногам, но она, наверное, не вздрогнула бы, даже если бы сейчас ее ударили бейсбольной битой. Гарик послушно трусил в отделение за сестрой, не решаясь сказать ни слова, даже не пытаясь отнять пакеты. Он знал, что в такие минуты Люсю трогать нельзя, и в душе надеялся, что визит в больницу будет недолгим. Типичный одинокий мужчина, когда-то состоявший в браке, вечный «жених», зацикленный на собственном здоровье, спорте, постоянно меняющихся девушках и веселых компаниях, он по возможности старался избегать неприятных впечатлений. Быть молодым — непростой труд… Для плейбоя не существуют болезни, смерть и прочие грустные вещи. Чтобы нравиться молоденьким девушкам и менять их как перчатки, надо быть бодрым и позитивным. Как телеведущий Дмитрий Дибров. У мачо нет возраста. Какого черта Люська притащила его в эту ужасную провинциальную больницу…
— Вот сюда, пожалуйста, — предложила пройти медсестра, — это палата Дениса Петровича. Наш, так сказать, местный люкс. Уж извините, ничего лучше у нас нет…
Медсестра распахнула дверь, и троица застыла на пороге. Аккуратно застеленная кровать была пуста.
Прошло уже часа четыре, а Люся все еще не вернулась. Лина вздрогнула. Над домом и садом внезапно грянула древняя горская мелодия. Словно вокруг были горы Кавказа, а не среднерусская равнина с полем и лесом. Это Викентий Модестович решил разрядить обстановку и поставил в мансарде любимый диск. Грузинские мужские хоры были его слабостью. Как все, что долетало к нему с «холмов Грузии». Викентий Модестович всегда слыл в богемных кругах грузинофилом.
«Пускай политики выясняют отношения, — словно говорил он своим увлечением, — а я как любил Грузию, так и останусь в этом вопросе однолюбом». И продолжал еще сильнее восхищаться всем, что обожал и прежде: грузинским вином, архитектурой древних тбилисских храмов, клеенками Пиросмани, старинными кинжалами с чеканными ножнами, тяжелыми украшениями грузинских женщин, острой грузинской кухней, огненной лезгинкой — да всего не перечислить! Он обожал Тамару Гвердцители и Софико Чиаурели, Паата Бурчуладзе и Нодара Думбадзе, Булата Окуджаву и Нину Ананиашвили — список грузинских кумиров получался внушительным. Ангелина подозревала, что порой Викентий Модестович представляет и себя самого в черкеске с газырями и с рогом в руке, восседающим на месте тамады на многочасовом грузинском пиру.
«Вот откуда его страсть к пышным тостам и цветистым речам, — догадалась она, — конечно, приятнее воображать себя гордым грузинским князем, чем продюсером средней руки на пенсии. В Грузии ни одна женщина не посмела бы встревать в его тосты и перебивать во время застолья, как у нас. Впрочем, у Викентия, как у истинного князя, и сейчас целых две преданные спутницы жизни. М-да, гордый „джигит“ неплохо устроился и на наших северных равнинах!»
— Что ж, давайте достойно отметим счастливое завершение этой досадной истории, — торжественно объявил патриарх. Он словно ждал момента, чтобы продолжить вечное застолье. Похоже, пышные тосты помогали ему поставить мысленную жирную точку в конце каждой жизненной неурядицы или, напротив, счастливого случая. Викентий был человеком солнца, настоящим оптимистом. Терпеть не мог грустные темы и мрачные истории. Он поднялся из кресла и с достоинством возглавил шествие чад и домочадцев к столу. По дороге патриарх напряженно искал кого-то глазами. И не находил.
— Катерина! — наконец возвысил голос дед. — Где запропастилась эта ленивая девчонка? Срочно найдите ее, пусть тащит видеокамеру! У меня есть несколько слов.
