— Эх, девчонки, придется вам в лес пешком тащиться, на машине туда не проехать. А мне придется труднее всего: буду вас ждать, считая минуты. И ругать свою дурацкую ногу, которая никак не придет в норму, — вздохнула Люся и с ненавистью потрогала опухшую лодыжку.
Задохнувшись от быстрого бега, Лина остановилась у невысокого зеленого забора. Немного отдышавшись, решительно постучала в калитку. Через пару минут из дома вышел ее недавний знакомый, одетый уже по-домашнему: в джинсы и темно-синюю майку с надписью «Скорая помощь». Лина внезапно подумала: «Какие у него красивые синие глаза. Несправедливо, что они достались мужчине».
Петр Павлович тоже взглянул на нее каким-то новым, проницательным взглядом и пробормотал:
— Я вас предупреждал, Ангелина Викторовна! Помните наш разговор: скоро в этом доме опять что-то случится. Скорее всего, это что-то будет не очень приятным. У нас, врачей, до крайности развита интуиция. Честно говоря, она иногда здорово мешает жить. Люди каждый день попадают в аварии, ломают руки и ноги, разбивают головы. Ну и умирают, случается, что тут поделаешь… Каждый хирург постепенно становится фаталистом. Чему быть — того не миновать. А попробуйте расслабиться, если постоянно ожидаешь неприятностей! Они в жизни, к сожалению, случаются гораздо чаще, чем что-то хорошее.
— Ну, бывают же и приятные неприятности, — ни с того ни с сего заявила Лина.
— Например? — удивился Петр Павлович.
— Например, благодаря всем этим ужасным, досадным и нелепым случайностям я познакомилась с вами, — брякнула она неожиданно для себя самой. — Теперь мне никакие несчастные случаи не страшны. Скорая помощь — рядом!
Петр улыбнулся и, извинившись, скрылся в доме. Через несколько минут, одевшись по-походному и захватив свой изрядно потертый медицинский саквояж, поспешил за Линой и Серафимой. Этот кабинетный «ботаник» второй раз за последнее время удивил Лину. Сухопарый и длинный, он, казалось, совсем не чувствовал усталости, его огромные кроссовки бодро топали по пригоркам и перелескам, как колеса вездехода.
Сама Лина еле передвигала ноги. Поляна оказалась не так близко, как обещала Серафима, поход по пересеченной местности стал для женщины, обутой в легкие босоножки на каблуках, нелегким испытанием. Через полчаса Петр оглянулся. Внимательно взглянул на нее, ковылявшую далеко сзади, решительно вернулся и взял ее под руку. Лина, махнув рукой на приличия, буквально повисла на внезапном спасителе.
В ту же минуту она с удивлением отметила, как легко стало идти. Словно какие-то невидимые флюиды мужской спокойной уверенности и силы передались ей. Да, давненько она не опиралась о твердую мужскую руку!
Наконец их группа вышла на поляну. Стасик сидел, прислонившись к дереву, и, казалось, дремал. В руке у него был зажат мобильник. Рядом в траве, словно уставший конь, лежал велосипед с вывернутым рулем. Серафима подбежала к возлюбленному и порывисто обняла за шею.
— Да не суетись ты так, Сим, я в порядке, — пробурчал парень, открыв глаза. — Подожди еще чуть-чуть. Буквально пару минут. Голова уже не кружится. Вот сейчас… сейчас я встану и пойду.
Серафима протянула возлюбленному руку, и он медленно, через силу, поднялся. Было заметно, что двигаться ему непросто.
— Стас, присядь на травку, мне надо тебя осмотреть, — попросил парня Петр Павлович.
Стасик охотно повиновался. Сидеть ему было явно проще, чем стоять. Врач внимательно посмотрел в глаза пациенту, ощупал его голову, оттянул веки. Потом сильно надавил на кудрявый затылок. Стасик слегка застонал. Лицо доктора просветлело.
— До свадьбы заживет, — сказал он, красноречиво поглядев на Серафиму.
— До свадьбы… — эхом отозвался Стасик. Внезапно парень наморщил лоб, словно стараясь о чем-то вспомнить. — Погоди, Симка, — обратился он к подруге. — Не мельтеши. Прежде чем пойдем домой, ответь на один вопрос, — попросил он, взглянув непривычно серьезно. — Что за бес в тебя утром вселился?
— Ой, кажется, ты здорово ударился, — пробормотала Серафима. — Тебе, Стасик, надо скорей домой — отдохнуть, полежать немного… Завтра поедем в больницу к Петру Павловичу, сделаем рентген. Вдруг у тебя сотрясение мозга?
— Да нет, погоди, — не унимался Стасик. — У меня же почти ничего не болит. А ты… Ты так виляла колесами, так лезла мне под руль, словно специально нарывалась. Ты что, Сим, в цирке решила выступать?
Серафима смотрела куда-то в сторону и напряженно молчала.
Когда они вернулись, на полянке уже собралась вся честная компания. Лина исподволь оглядела каждого. «Неужели кто-то из них? Нет, исключено. Так можно и немолодых дам, и Викентия, да и меня саму заподозрить. А это явная глупость». Викентий Модестович сидел в кресле, тщательно укутанный пледом. Впервые с момента появления Серафимы в доме плед был вновь извлечен из шкафа. Рядышком с патриархом устроилась Валерия. Она была ослепительна в черном платье с алыми цветами. Дама зябко кутала плечи в вязаную черную шаль. Марианна Лаврентьевна в кокетливом пончо цвета кофе с молоком и бежевых брюках на этот раз устроилась не по другую руку патриарха, а рядом с Михаилом Соломоновичем. Ее новый соратник по борьбе был одет, как всегда, не без дачного шика. На Михаиле Соломоновиче красовались светло-коричневые брюки, спортивная курточка шоколадного цвета и кофейная бейсболка. Словом, с первого взгляда было ясно, что здесь отдыхает компания типичных дачников. Как шутят актеры, «на сцене три сестры и дядя Ваня». Если смотреть правде в глаза, компания людей праздных, живущих мелкими житейскими страстишками и обывательскими заботами. Подобных персонажей лет сто назад наперебой обличали все классики русской литературы — от Горького до Чехова. Безошибочным писательским чутьем они уловили, что жестокий вихрь времени скоро сметет этих бесполезных для общества людей со сцены жизни. Но уже в тридцатых годах «праздные люди», как грибы после дождя, стали появляться тут и там в подмосковных лесах вдоль Казанской железной дороги. Новая элита принялась строить дачи. Вот и сейчас, на заре нового века, дачники расплодились возле обеих столиц во множестве. И по-прежнему подмосковные работяги поглядывают на них, мягко говоря, без симпатии. Еще бы! В подобных нарядах, как у гостей Викентия Модестовича, не работают в саду, не пропалывают сорняки в огороде — словом, не поливают потом и кровью заветные шесть соток. В этих светлых одеждах можно лишь переливать из пустого в порожнее, сидя на скамейках в тени лип и берез, пить чай в беседке и чинно прогуливаться по мощеным дорожкам.
И все-таки эти праздные гости, как и герои Антона Павловича, были довольно милыми и добрыми людьми. Искренне волновались за Люсю, сочувствовали Гарику, переживали из-за Стасика. Правда, кое-кто из них в тот миг малодушно подумал: «Надо, пожалуй, уносить ноги из этого дома. В Москву, в Москву!.. Своих проблем хватает, а тут их становится с каждым днем все больше. У Чехова в пьесах тоже все вначале чинно-благородно, а потом кто-нибудь стреляется…»
Когда Стасик, живой и здоровый, появился на полянке под старой лиственницей, гости вздохнули с видимым облегчением. А кое-кто, вдохнув воздух полной грудью, отложил бегство в город на завтра.
