До Ленки наконец дошел смысл сказанного Антоном. Она сидела оцепенев, не в силах проронить ни слова.
— Слушай, а ты-то тут при чем? — возмутился Васька. — Камера не твоя, съемка чужая, какого рожна ты, парень, вообще лезешь в это дело? Да ты просто аморальный тип, Смирнов! А еще кого-то учишь жить. Одну девушку снимаешь голышом и печатаешь ее фотку в бульварной газете за деньги, одновременно клеишься к другой девчонке, изображая ее ангела-хранителя. Ты просто циник, мразь и лицемер!
Антон подскочил к Ваське и схватил его за грудки.
— Заткнись, подонок! Раздавлю гада! Я из тебя сейчас такую отбивную сделаю, каких в этой забегаловке отродясь не видели!
— Попробуй! — заорал Васька. — Да я тебя, шибздика сопливого, одной левой придушу. Ленка за это мне потом спасибо скажет. Потому как мала еще, в мужиках ни фига не смыслит.
Васька не растерялся и попытался резко повалить соперника на пол, но тот одной рукой схватился за подоконник, а другой поднял стул для обороны.
Посетители буфета оторвались от своих тарелок и наблюдали за назревающей дракой. Мужчины — с плохо скрываемым азартом. Женщины — с испугом и любопытством. Похоже, вмешиваться никто не собирался. Не такое нынче время, чтобы в драки встревать.
— Я всегда говорила, что потребление мяса ведет к агрессии, — подала голос из дальнего угла Алла Матвеевна. — Вот мой Иван Варфоломеевич ест салат-рукколу и лук-латук — и в результате мухи не обидит.
— Эй, мужики, ну хоть кто-нибудь! Слышите? Остановите их! Ну пожалуйста! Кого испугались? Это же просто Васька и Тошка! Да пошли вы, трусы! — заорала Ленка и принялась с визгом колотить Ваську кулачками по широкой спине. Но тот сцепился с Антоном всерьез и даже не отмахивался от нее, просто не замечал, как мелкую досадную помеху. Мол, без баб разберемся. Он решил раз и навсегда поставить на место Антона, этого зарвавшегося выскочку, чтобы тот впредь не вставал у него на пути.
— Эй, мужики, здесь вам не «Король ринга!» — вдруг завопила, опомнившись, буфетчица тетя Дуся. — Пошли вон отсюда! Да-да, вам, паршивцы, говорю! Ты, очкарик, и ты, кабан. Идите бить морду друг другу в другом месте. Не хватало еще, чтобы мне тут посуду перебили и стулья переломали. А ну, быстро на выход, не то милицию вызову!
Как ни странно, угроза тети Дуси подействовала. Васька заломил Антону руку и потащил к выходу. За мужчинами, вереща и подвизгивая, семенила Ленка, не уставая на ходу отчаянно колотить и щипать Ваську. Со стороны казалось, будто подростки шутливо борются, пробуя силу. А прохожие добродушно посмеиваются, вспоминая собственную юность.
Внезапно Василий резко завернул за угол и втащил Антона в открытую боковую дверь. Ленка шмыгнула за ними и замерла от ужаса: они оказались на балконе под самой крышей.
Леля репетировала камерную программу: вальсы, мазурки, экспромты Шопена. Когда играла вещи любимого композитора, пианистка Рябинина совершенно забывала о времени. Она купалась в изумительной музыке, пила ее по каплям, словно магический бальзам. Неповторимые гармонии Шопена поднимали со дна ее памяти потаенные воспоминания, очищали душу, омывали ее. Даже работая над каким-нибудь трудным местом, Леля не раздражалась, а вновь и вновь поражалась гению великого поляка, сотворившего волшебную музыку. Каждый раз она пыталась приблизиться к замыслу творца чуть ближе, чтобы музыка, рожденная больше века назад, зазвучала под ее пальцами так, как хотел божественный Фридерик.
«Удивительно, — думала порой Леля, — звуки, рожденные в душе гения и записанные им когда-то в виде черных крючков и точек, теперь врачуют души людей совершенно иной эпохи, иного образа жизни, взглядов и стремлений. Это ли не доказательство бытия Божия и бессмертия? Через самых талантливых и достойных Бог проводит Свои послания нам, грешным. Помогает выжить в самых, казалось бы, невозможных жизненных испытаниях, не сломаться, не уйти добровольно из этого жестокого мира».
И тут мир напомнил о себе. Телефон зазвонил, резко контрастируя с прекрасной музыкой, которую извлекали ее пальцы. Леля обычно выключала его, когда садилась за рояль. Но сегодня почему-то забыла об этом. Наверное, сказалась усталость последних дней. Она резко вскочила из-за инструмента и схватила трубку, намереваясь дать отпор любому, кто пытается разрушить ее особенное, шопеновское настроение.
— Ольгушка? — спросил полуутвердительно баритон с неповторимым акцентом.
— Да, Кшиштоф, это я, — оторопела Леля. — Рада тебя слышать.
— А видеть? — хрипловато спросил Кшиштоф.
— Как видеть? Когда? — удивилась Леля, стараясь не выдать радость.
— Через час. Лечу, Ольгушка, в Японию. Меня пригласили в жюри очередного конкурса. После нашего разговора я вдруг решил: поставлю-ка в паспорт российскую визу, сделаю на сутки остановку в Москве, может быть, увижу тебя. Должен увидеть. Короче, я уже в Шереметьеве. Только что прошел пограничный контроль, таможню, сейчас как раз сажусь в такси, чтобы ехать к тебе.
— Жду, — выдохнула Леля и без сил опустилась в глубокое кресло.
Василий и Антон выкатились на балкон, словно скованные невидимой цепью. За ними, будто она, как альпинист, была частью их связки, выскочила Ленка.
— Камеру! — прошипел Антон. Извернувшись, он наконец высвободил руку из цепких Васькиных клешней. Антон был левша и со свободной левой рукой чувствовал себя гораздо увереннее. Сильный удар слева заставил Ваську ойкнуть и выдохнуть непечатное ругательство. Но он пришел в себя скорее, чем можно было ожидать.
— Убью гниду! — заорал Васька и пнул изо всех сил Антона головой в грудь. Тот задохнулся, пошатнулся, но не упал. Хлипкий с виду очкарик, собрав все силы, неожиданно огрел Ваську кулаком по уху.
Тот замычал и, навалившись всем телом, припечатал Антона к ограде балкона. Под напором двух тел перила предательски заскрипели.
— У буфета рано-рано повстречались два барана! Прекратите сейчас же! Грохнетесь — костей не соберете! — заорала Ленка.
Антон внезапно резко поднял голову. Такого маневра Васька явно не ожидал. Он охнул и схватился за нижнюю губу. Сквозь пальцы гиганта проступила кровь. Он ослабил хватку, и Антон, вывернувшись, сцапал противника за куртку. У самого Антона от резкого удара слетели очки, теперь он дрался почти вслепую. Ленкин тщедушный герой смотрел на противника, подслеповато щурясь, однако не собирался отступать. Да и она, если честно, не собиралась. Все-таки их двое, а Васька один. Ленка исхитрилась подскочить откуда-то сбоку и поднять оправу, в которой блеснуло на солнце лишь одно стеклышко.
«Белое стеклышко! — почему-то подумала Ленка ни к селу ни к городу, и эта находка придала ей сил. — Прозрачное, светлое стеклышко. Не то что тогда, в Ялте», — подумала она и двинула Ваську кулачком под лопатку.
Силы противников были почти равны. Васька — огромный, высокий, но рыхлый и неповоротливый. Антон — сухопарый, среднего роста, близоруко щурящийся, зато более тренированный и накачанный. Соперники сопели, выкрикивали ругательства, молотили друг друга кулаками, однако без особого перевеса с той или другой стороны.
