— Вы — Кузнецова? — еле слышно пробурчал хозяин кабинета, хотя прекрасно знал Ленку в лицо.
Ленка молча кивнула.
— С каких это пор в обязанности главного редактора входит бегать за корреспондентами? — спросил он еще тише, и Ленка поняла, что шеф крайне раздражен. Таким вот вкрадчивым полушепотом он разговаривал с подчиненными лишь тогда, когда хотел ввести сотрудника в транс, заставить его вслушиваться в свои судьбоносные слова, словно в камлание шамана. В обычном состоянии он изъяснялся довольно громко, случалось, даже хохотал на весь этаж после очередного распития горячительных напитков в его кабинете, и сотрудники нередко с любопытством высовывались из комнат, усмехались и понимающе переглядывались.
— Простите, я была на задании, — пролепетала Ленка, запинаясь.
— На каком еще к лешему задании? — сурово сдвинул брови шеф. — По моим сведениям, тебе на сегодня никаких съемок в отделе не расписывали. Мы не можем держать фотографа, который все рабочее время проводит в буфете. Мне доложили, где тебя видели. Хочешь, составлю тебе протекцию на должность буфетчицы или официантки?
— Арнольд Германович, — с трудом выговорила Ленка начальственные имя-отчество, — я не хочу в официантки! Я вообще ем мало! На днях я нарыла потрясающую сенсацию и не могла терять время. Представляете: у нас в ветеринарной академии орудует банда черных букмекеров! У меня на диске есть фотодокументы, свидетельства очевидцев и прочие вещдоки.
— Ладно, Кузнецова, без самодеятельности, — наконец немного повысил голос начальник. И Ленка поняла, что его гнев потихоньку стихает. — Тащи сюда свой диск, только побыстрее, у меня всего десять минут. Я посмотрю и решу, стоит ли нам вообще печатать съемку из какого-то второстепенного вуза. Ну а если сенсация, как ты говоришь, запланируем на следующую неделю.
— О чем вы? — заволновалась Ленка. — Какая следующая неделя? Это настоящие, не опереточные бандиты, они не остановятся ни перед чем. Два дня висят у меня на хвосте! Сначала разбойным путем отобрали флешку со съемкой. Потом пытались забрать фотоаппарат, когда разнюхали, что самые обалденные снимки остались в его памяти. Угрожали в лифте. И даже, представляете, ухитрились стереть у Антона файлы в компьютере! Пока мы с ним прохлаждались в буфете. Если репортаж не выйдет завтра же, поручайте вашему заму по кадрам собирать деньги на мои похороны.
— Что ты плетешь, Кузнецова! — зашипел шеф. — Начиталась дешевых детективов и теперь ищешь приключений на известную часть тела! Скучно стало! А где, позволь полюбопытствовать, съемка балерины? Ее, по моим сведениям, тебе заказали три дня назад! Я ведь из-за этой новой Улановой тебя искал. За ее фуэте и, я извиняюсь, батманами стоят серьезные люди и большие деньги, чтоб ты знала! Поклонники… гм… прекрасного. Они спонсируют нашу полосу о культуре. Не будет балерины — не будет и всех этих занудных круглых столов о современной литературе, всех этих треп-шоу, за которые нас так обожают и разжиревшие либералы, и обнищавшая интеллигенция.
— Ой, Арнольд Германович, вашу балерину пришлось задвинуть.
— Да не моя она, черт побери. Это… Ну, в общем, кого надо балерина. Кто тебе позволил самой решать, кого и куда задвигать? Ты не в стенгазете работаешь, Кузнецова! — окончательно завел себя шеф. Его выпуклые прозрачные глаза постепенно начали наливаться кровью.
— Потому что в те минуты, когда я собиралась быть в театре, меня чуть не выбросили с балкона.
— Какого яруса? — живо поинтересовался Арнольд Германович.
— Да с нашего балкона, возле буфета. Впрочем, вам это ни о чем не говорит, потому что вы туда не ходите. У вас свой ВИП-ресторан.
— Ладно, Кузнецова, давай без классовой ненависти. Неси съемку, только без истерик и глупостей, — потребовал шеф.
— Арнольд Германович, к вам настойчиво рвется Василий Головачев, фотокорреспондент «Скандальной газеты», — сообщила, войдя в кабинет, секретарша шефа.
Ленка побледнела и медленно опустилась на стул.
Лиза Рябинина всегда в мечтах опережала время. Ее надежды и помыслы, словно резвые лошадки, скакали далеко впереди, а то и неслись наперерез жестокой реальности. Девушке никогда не хватало терпения дождаться результата естественного развития событий. Ее воображение строило воздушные замки, один причудливее другого. Можно даже сказать, Лиза Рябинина была неутомимым архитектором этих замков. Родители относились к фантазиям младшей дочки с ласковой грустной улыбкой. Мол, вырастет — сама поймет, почему в жизни часто получается не совсем так, как хотелось бы. Вернее — совсем не так.
— Понимаешь, наша Лизонька росла, когда на свете уже появились компьютеры, — не раз растолковывала мама отцу сестер Рябининых. — А в компьютерных играх ты сам управляешь виртуальной реальностью. Например, переходишь на новый уровень, выбираешь врагов и друзей и так далее. Там все умирают понарошку, чтобы в новой игре возрождаться вновь и вновь, набирать очки, мчаться по трассе над пропастью. Вот они, дети компьютерной эпохи, и возомнили себя властелинами судеб — и своей, и других людей.
— Ничего, скоро Лиза поймет, что обыграть жизнь, судьбу, компьютер Бога — называй это как хочешь — невозможно, — успокаивал отец. — Тогда она угомонится, выйдет замуж, нарожает детей и станет такой же, как тысячи молодых женщин ее возраста.
Но фантазии Лизы выстраивались в длинную цепочку, которая обязательно заканчивалась грандиозным сюрпризом. Если Лиза встречала на прогулке юную соседку под ручку с молодым человеком, она через минуту уже танцевала в мечтах на их свадьбе. Стоило преподавателю похвалить ее курсовую работу, Лиза тут же мысленно отправлялась на международную конференцию в Париж — как перспективная ученая Елизавета Рябинина. Вот и вчера, когда она вышла на старт, сидя верхом на Красотке, девушка мысленно уже держала в руках тяжелый кубок победителя. И представляла, как во время награждения снимет шлем, распустит конский хвост и ее светлые кудрявые волосы будут красиво развеваться на ветру. Потому и плакала так горько, упав возле самого финиша, словно понесла тяжелую утрату. У нее и вправду отняли самое ценное — мечту.
«Ну почему, почему у меня все всегда так глупо? — частенько сокрушалась Лиза. — Живут же другие люди тихо и спокойно. И не строят воздушных замков. Мол, как сложится, так и будет. А я всегда загораюсь и вспыхиваю, как гимназистка…»
Но Лиза ничего не могла поделать с собой. Тем более что многое ей удавалось и почти все сходило с рук. Вот и эту интригу она придумала, рассчитав все ходы наперед и не сомневаясь в успехе. Мол, Леля смертельно обидится на Антона, оставит его, и тот, оказавшись один, тут же обратит свой взор на верного друга, который всегда был рядом, — на нее, Лизу. А она, в отличие от сестры, не будет делить его с музыкой и посвятит всю жизнь ему, своему любимому, единственному мужчине. (За исключением домашних животных, конечно, без них она просто не сможет построить свой волшебный мир.) Но почему-то все получилось совсем не так изящно, красиво и легко, как задумывалось. Даже эта неугомонная конопатая Ленка зачем-то вмешалась. Этой шебутной доставалы в Лизиной стройной схеме и близко не было. И Антон почему-то все не звонил ей, не жаловался на Лелю. А главное, Лиза вдруг осознала, что не сможет дальше носить в себе зло, которое причинила двоим самым близким людям — сестре и Антону. Из зла никогда не родится добро, на лжи не построить правду, она впервые ясно осознала эту азбучную истину и пришла в ужас от того, что сделала.
