— Неужели пан думает, что я так безрассудна? Раз — и прыгну в машину к первому встречному? Тем более в вашей криминальной Москве, — отбрила его Агнешка. Она щедро дала незнакомцу на чай, подвела к стойке с багажом и, дождавшись, когда Васька, сопя и кряхтя, погрузит на тележку все ее чемоданы с нарядами, последовала за добровольным носильщиком, не спуская Мрожека с рук.
— А теперь — пошли, — решительно сказала Ленка. Она взяла Антона за руку и повела вверх по лестнице. — У нас мало времени. Где гарантия, что эти типы не сообразят послать гонцов на черную лестницу? Надо еще добраться до кабинета главного. Блин, я чувствую себя в этом подъезде, воняющем кошками, как в горячей точке! Или в походе, когда надо пройти сложный маршрут и выполнить все задания.
— Сейчас, сейчас, только одну секунду, — попросил он. И осторожно, нежно, словно пробуя неведомый музыкальный инструмент, пробежался длинными пальцами по Ленкиным острым позвонкам. Она пыталась что-то возразить, но он поцеловал ее так сильно и страстно, что девушка чуть не задохнулась от изумления и счастья.
— Нет, нет, не сейчас, — прошептала она, когда наконец смогла говорить. — Я же просила. Я должна сказать тебе кое-что.
— Лучше молчи, — попросил Антон. Он легко поднял любимую, усадил на подоконник и обхватил длинными руками всю, от коленок до острых лопаток. Словно боялся, что новая и незнакомая Лена, Леночка Кузнецова, вдруг исчезнет, опять превратится из прелестной юной женщины в бойкого Кузнечика, Ленку, боевую подругу и просто смешную девчонку. Как будто бабочка, расправившая прекрасные крылья, может снова стать неуклюжей куколкой… Ленка вдруг почувствовала себя такой защищенной, как в детстве, когда папа убаюкивал ее, завернув в одеяло. Ей расхотелось расспрашивать Антона про Лелю, ворошить ту давнюю ялтинскую историю, которая сидела в ней, как заноза, и время от времени начинала нарывать. Расхотелось что-то выяснять и в чем-то оправдываться. Потом, потом… Пусть только продлится хоть на капельку эта секунда тишины на заплеванной лестнице в центре Москвы… — Вот теперь пошли, — со вздохом сожаления сказал Антон, снимая Ленку с подоконника. И влюбленные, не разнимая рук, двинулись вверх по черной лестнице.
Лиза Рябинина уже полчаса давала на ипподроме показания следователю прокуратуры Ивану Петровичу Клубникину. Несмотря на аппетитную фамилию, мужчина был сухощав, лысоват и весьма немногословен. Этот кареглазый узколицый шатен напомнил Лизе добермана-пинчера шоколадного окраса. Того, что у них на площадке молча брал след и упорно трусил к цели через полосу препятствий. Суровый дядечка на первый взгляд не располагал к откровениям. Но через несколько минут Лиза неожиданно для себя поправила медовые волосы и рассказала ему все: и про свое падение у финиша, и про Володьку Маркина, напугавшего Красотку самодельным муляжом. И даже про Ленку, бесстрастно зафиксировавшую все на цифровую камеру. Лиза любила людей, похожих на собак, и чувствовала себя с ними легко и свободно, словно с четвероногими питомцами. Может быть, потому, что догадывалась, как они поступят дальше. Вот и «доберман», услышав о съемке, нервно принюхался и выполнил команду «Голос!».
— О Елене Кузнецовой расскажите, пожалуйста, поподробнее, — попросил следователь Лизу и улыбнулся, словно взял первый барьер. — Это, пожалуй, единственная зацепка. Никаких вешдоков, кроме вашего рассказа, в деле пока нет. И ваши студенческие страшилки про банду черных букмекеров, Елизавета Петровна, выглядят не очень-то убедительно. Тем более что Владимир Маркин, как вам, вероятно, известно, сын весьма влиятельного лица. Что ж, придется нам с вами разыскать гражданку Кузнецову с ее фотографиями. Тем более что ей самой, возможно, грозит опасность. Хотя, честно говоря, страсть как не люблю связываться с прессой. Обязательно выставят тебя идиотом и солдафоном — это в лучшем случае. А в худшем — оборотнем в погонах.
И Лизе показалось, что следователь обиженно вздохнул, еле слышно заскулил и пошевелил правым ухом.
— Милости прошу, молодые люди, ну, право, заждался вас. — Хозяин огромного кабинета радушно поднялся из-за стола и вышел навстречу Ленке и Антону. Лицо его было крепко потрепано жизнью, однако модный седой ежик почти под ноль и костюм, купленный в дорогущем лондонском универмаге «Хэрродс», настойчиво подчеркивали, что он еще о-го-го. Во всех смыслах. — Курицын Павел Никифорович, — представился гостям главный редактор, он же владелец «Скандальной газеты» с огромным тиражом. — Всегда рад видеть в моем кабинете молодых и талантливых репортеров. А точнее, акул пера и фотокамеры. Тем более в кои-то веки сам Арнольд Германович позвонил, попросил вам посодействовать, — продолжал босс. — Ох и хитер, старый лис! Нам всем не мешает у него поучиться!
— Чему? — не выдержала Ленка. — Трусить и не брать на себя ответственность?
— Вот он, юношеский максимализм во всей красе, — усмехнулся главный, и глаза его затуманились, — я и сам когда-то таким был, когда в райкоме комсомола работал. Два цвета в жизни видел: черный и белый. Но жизнь, юные друзья, гораздо многоцветнее.
— Чем черный «мерседес» и белая «Ока», — подсказал Антон.
— Чем зелено-красная диета Аллы Матвеевны, — нервно хихикнула Ленка.
— Чем черная роба зэка и белый костюм депутата, — поправил Курицын со вздохом. — Ну ладно, давайте сюда ваши «сенсационные кадры». Как озаглавим репортаж? — деловито спросил он Антона, закуривая сигарету в янтарном мундштуке.
— «Темная лошадка»? — предложил Антон не очень уверенно. — Или — «Последний барьер»?
— Эх, я всегда говорил: не умеют у Германыча заголовки придумывать! — Босс довольно усмехнулся, потер руки и объявил: — «Депутат Маркин: «Ставки сделаны, господа!»» Ну как?
— Ни фига себе! — присвистнул Антон. — А не слишком круто?
— Да Маркин после этого и нас, и вас в порошок сотрет, — прошептала Ленка.
— Ну, что касается меня — руки коротки, — усмехнулся главный. — А вас, господа журналисты, мы напечатаем под псевдонимами.
— Ну ладно, я все понимаю, мы с Ленкой мелкие сошки, уволят — невелика беда, газета не закроется. Но Германычу-то все это зачем? — удивился Антон. — Кто же режет курочку, которая несет золотые яйца?
— Эй, полегче насчет «курочки», — хихикнул собеседник. — Все-таки моя фамилия Курицын, и эта птичка мне дорога. А насчет Маркина… Сам подумай, молодой человек, всегда ли тот, кто танцует, любит того, кто музыку заказывает? То-то. Вечное танго или ча-ча-ча могут и надоесть. Захочется, знаешь, и самому однажды собачий вальс на пианино сбацать…
И Павел Никифорович, вызвав ответственного секретаря, велел ему поставить в номер репортаж внештатных корреспондентов Буянова и Мухиной.
— Павел Никифорович, есть еще одно обстоятельство, — сказала Ленка, когда главный вышел из-за стола, чтобы проститься с посетителями.
— Ну, что еще? — недовольно спросил шеф. Он не привык терять время на глупые пояснения. Солдат газетного фронта должен выполнять, а не рассуждать.
— Дело в том, что нам некуда идти.
