– Правильно понял, – кивнул Сергей.
– А ты Петр Петрович Семенов, полковник МУРа, начальник убойного отдела.
Когда Петрович впервые вошел сюда, в ангар, ему показалось, что здесь, под этими мрачными пыльными сводами, витает дух генерала Корнилова. Он безмолвно парил над людьми, побуждая их творить зло. Да, это место было очень похоже на тот самый цех обработки металлолома на заводе «Серп и Молот», где три года назад погиб Корнилов.
Петр Петрович постарался отогнать от себя тягостные мысли, а Михайлов начал допрос.
– Значит, ракеты нет? – повторил он.
– Нет, – подтвердил Рокер.
– Допустим. Ну тогда расскажи про себя, кто ты и на кого работаешь?
– Расскажу, но я прошу выслушать меня внимательно и понять. Это очень важно. Своим рассказом я отвечу на все ваши вопросы.
– Ну что же, послушаем, времени у нас навалом.
Рокер начал свой рассказ.
Глава 21
– Я – действующий секретный агент Главного разведывательного управления при Генеральном штабе России, и зовут меня Иван Васильевич Громов. Нахожусь в звании майора военной разведки. Двадцать лет назад, после окончания самой обыкновенной школы в Саратове (я родом оттуда) поступил в университет на факультет электромеханики. Через пять лет я с отличием окончил его и был призван в ряды Советской Армии в звании младшего лейтенанта десантных войск.
Я занимался самбо и еще в школе стал мастером спорта. В университете времени на тренировки не хватало, но я иногда выступал за вуз и выигрывал городские и областные соревнования. В армии на меня обратили внимание чины из военной разведки и предложили продолжить обучение в высшей школе КГБ в Москве. Кстати, Сергей, ты ведь прошел похожий путь, – обратился Рокер к Михайлову.
– Откуда известно, досье читал? – поинтересовался Ник.
– Да, знакомили. Так вот, через пять лет я с отличием окончил ВШКГБ и был распределен на службу в Главный стратегический отдел планирования разведывательных операций. Слышал о таком?
– Нет, – покачал головой Ник. Он взглянул на Морса, но тот ничего не сказал. Сидел и внимательно слушал рассказ Рокера. Семенов расположился на соседнем ящике.
– Я не буду рассказывать обо всех своих заданиях, многие были неинтересными, а порой и ненужными, но на одном из них остановлюсь подробно. К тому же оно имеет непосредственное отношение к происходящим сейчас событиям. – Рокер замолчал, собираясь с мыслями. Пока он думал, Михайлов аккуратно поправил очки на лице. В джипе Фэд записывал исповедь Рокера и прекрасно видел все, что происходило в ангаре. Видел с разных ракурсов, так как агенты смотрели на Рокера с разных сторон.
Иван Громов продолжил:
– Шел две тысячи третий год. Президент Ирака Саддам Хусейн уже несколько лет морочил головы инспекторам ООН по разоружению и даже не пытался выполнить условия мирового сообщества по уничтожению своего биологического и химического оружия. Не пожелал также свертывать свою ядерную программу. Соединенным Штатам ничего не оставалось, как приступить к военной операции по свержению его диктаторского режима.
Пентагон разрабатывал план «Шок и трепет», а наш стратегический отдел готовился к заброске в Багдад спецгруппы – для вывоза секретных документов посольства. Эвакуацию всех этих бумажных кип, а также архивов ГРУ и Службы внешней разведки поручили мне и моему подразделению «Кондор».
Хочу отметить, что на тот период времени в моем подчинении была отлично обученная, тренированная спецгруппа лучших агентов ГРУ. Нас было десять человек вместе со мной. И вот однажды поздним вечером семнадцатого марта мы прибыли в аэропорт Быково и военно-транспортным самолетом вылетели в Ирак. Добрались нормально, если не считать ужасной болтанки над горами. Приземлились в Багдаде и, передав самолет под охрану гвардейцев Саддама, сели в джипы и направились в посольство. На этом же самолете мы должны были вывезти приготовленные резидентом российской разведки архивы и семью посла России в Ираке.
Эвакуация была назначена на двадцатое марта, но американское наступление разрушило все наши планы. Пентагон заранее объявил о военных действиях против Ирака и указал день начала войны – двадцатое восьмое марта. Но на самом деле первый удар крылатыми ракетами по аэродромам и базам сил ПВО был нанесен в ночь с девятнадцатого на двадцатое, за несколько часов до нашей эвакуации.
Все взлетно-посадочные полосы страны пришли в негодность. Сотрудникам посольства можно было улететь только с пассажирского аэродрома имени Саддама Хусейна. Его силы коалиции не бомбили.
Но как быть с архивами посольства и разведки, ведь они составляли экономическую и политическую ценность и были стратегическим грузом.
В резиденцию посла на проспекте Саддама Хусейна мы приехали поздней ночью и сразу сели ужинать. В нашу честь был организован шикарный прием, мы прекрасно отдохнули в обществе посла, резидента российской разведки, их жен, консула, замов и молоденьких сотрудниц посольства.
Надо отметить, что напряженности, связанной с предстоящей войной, не чувствовалось. По всем каналам государственного телевидения звучали исполненные оптимизма призывы покарать американских агрессоров и изгнать их со священной земли. Иракцы всерьез верили, что с помощью допотопного советского оружия семидесятых годов смогут остановить самую мощную армию в мире.
И первый ракетный обстрел поставил все на свои места. В городе по-прежнему было электричество, горячая и холодная вода, по-прежнему выпекали хлеб и работали радио и телевидение, полиция и «Скорая помощь». Первые далекие разрывы ракет с лазерным наведением казались багдадцам стрекотом веселых рождественских хлопушек. Ведь бомбили только аэродромы и военные базы, а город не трогали. Наш самолет находился на военном аэродроме и, естественно, оказался в западне, а переправить его на пассажирский стало неразрешимой задачей.
После разговора с Москвой посол принял решение эвакуировать сотрудников посольства с пассажирского аэродрома и сделать это до начала боевых действий. А вот архив решено было вывозить частями на автомашинах в дружественную нам и Саддаму Сирию, а уже оттуда переправлять самолетом в Москву.
На следующий день посол с семьей покинул Багдад, а резидент российской разведки (назовем его Эдуардом) остался и руководил погрузкой архива. Причем вывозили не все, а только самое ценное. Охрана посольства, состоящая из десяти десантников, помогала нам сортировать и грузить в джипы ящики. Эдуард отбирал документы, что-то жег в большом красивом камине в кабинете посла, а что-то копировал. Одну копию отправлял на Родину, а другую прятал в свой личный сейф.
Мне тогда показалось странным, что он делает копии с документов высшей степени секретности. Ведь они должны были находиться в одном экземпляре.
Посольство опустело, в нем остались только десантники, мы и резидент. Всех вольнонаемных иракских служащих отпустили по домам.
