Вонючка тянется к коробке, и я понимаю, что он хочет потрогать котенка. Я прижимаю его ладонь к теплому существу. Приятные ощущения порождают четкое воспоминание. Вот так же когда-то с маленькой сестренкой я обнимал пушистого щенка. Да, так было! Это не наваждение! Но где и когда?
Вонючка доволен. Он улыбается, как умеет.
— Тебе нравится Атя?
«Да».
На кровати у окна ворочается вожак комнаты. Приподнимается.
— Кто там трепется? Солома, ты что ли? — звучит его сонный голос.
Всеобщая побудка в мои планы не входит.
— Спокойно, чуваки. Я комнатой ошибся.
Я оставляю котенка и ухожу.
— Слома, а где твоя коляска?
— Сломалась.
Пока вожак комнаты усиленно трет глаза, проверяя, не сон ли это, я успеваю закрыть дверь.
Марго меня не дождалась и заснула в кабинете физиотерапии. Мы не решились идти спать к своим, опасаясь ненужной шумихи. Скоротать ночь можно и здесь, тем более замок на качающейся двери легко отжимается.
Я осматриваюсь. Марго заняла единственный топчан. Мне остается рабочее кресло, запасная инвалидная коляска или линолеумный пол. Я выбираю хоть и твердую, но горизонтальную поверхность. Выключаю свет и засыпаю с мечтой о словах благодарности, которые услышу от Марго завтра. Ведь я добыл денег, пристроил ее любимую Атю, и у меня есть план, как выбраться из города.
Какой же я наивный! Забыл, что влюбился в девушку-взрыв. Такого яростного разноса как утром я давно не получал.
17
— Ты спятил, Солома! Он же позвонит Дэну, а тот заложит нас бандитам! Как можно быть таким идиотом! Мы снова в жопе! — возмущается Марго.
Это лишь малая часть ее словесной тирады, которая передает общий смысл долгожданной «благодарности».
— Вот и хорошо, — скриплю зубами я.
— Пошел ты в пень! И чего я с тобой связалась!
Я только что переговорил с Киселем. Он ковылял в столовку, а я выкатился к нему в коляске, чтобы отсечь лишние вопросы. Радость Киселя от возвращения друга сменилась кислой физиономией, когда я похвастался, что облапошил Дэна у него на квартире. Женька понял, что наши дорожки окончательно разошлись. А как иначе, если друг оказался стукачом и предателем!
— А может ты, все-таки, подумаешь? — заикается Кисель.
— Хрен твоему Дэну! Не хочу вертеть задницей в его фильмах. Так и передай!
Кисель становится мрачнее тучи. Теперь он наверняка изменит маршрут, протиснется в какой-нибудь кабинет с телефоном и звякнет Дэну. Если честно, на это я и рассчитываю. Это часть моего плана.
Марго не унимается, тычет мне в грудь единственным кулачком и мечет молнии из серых глаз. Кажется, я начинаю въезжать в суть семейных скандалов. Хорошо, что мы не на кухне, не надо уворачиваться от летящих тарелок. Интересно, на сколько часов у Марго хватит запала?
— Ты решил меня сдать в бордель, да? А сам опять станешь паинькой инвалидом и покатишься под крылышко Валентины Николаевны. Вот и колясочку уже присмотрел. Да черт с тобой! Катись! Я свалю одна!
Она отталкивает коляску и выходит из кабинета.
— Паспорт! — кричу я вслед прекрасной даже в гневе девчонке. — Марго, твой паспорт у меня.
Качающаяся дверь распахивается.
— Где?
— В заднем кармане.
— Отдай!
— Возьми!
Марго пытается сунуть руку мне в карман, но с сидячим упирающимся человеком этот трюк проделать сложно. Марго пыхтит, я я буравлю ее нарочито суровым взглядом.
— Я могут тебя уложить. Прямо здесь. А потом…
— Козел! — Звонкая пощечина обжигает мне щеку. — Гони паспорт!
— Ты забыла спросить о судьбе Ати.
Лицо Марго разом вытягивается. Она обеспокоена.
— Ты же отдал ее в надежные руки? Ты не можешь сделать Ате ничего плохого.
— Ты уверена? А вдруг, я оттащил котенка на кухню, отрубил голову и кинул в мясорубку.
— Напугал. Аж, описалась, — храбрится Марго, настороженно изучая меня.
— Значит, ты уверена, что с котенком я поступил хорошо?
— Ты же не конченый урод.
— А почему же ты уверена, что тебе я подготовил подлянку?
— Ты растрепался Киселю! Теперь бандиты знают, где мы, и едут сюда.
— Я сделал это сознательно.
— Потому что дурак!
— А как ты хочешь сесть в поезд? Кабан и Моня наверняка ждут нас на вокзале.
— Не твоего ума дело, Солома. Гони паспорт!
— Толкай мою коляску во двор.
— Чего?
— Того! Я всё рассчитал. Пока Бандиты едут сюда, мы рванем на вокзал. Соображаешь? — я киваю на настенные часы. — До поезда меньше часа.
Марго задумывается, но возмущение еще клокочет внутри нее.
— Как это мы рванем, если ты опять прилип к коляске?
— Хлебовозка. Каждое утро привозят хлеб, сейчас машина уже разгружается. Мы договоримся с водителем, и он подбросит нас к вокзалу. А коляска мне нужна временно, чтобы наши не приставали с вопросами.
— Не мог сразу сказать, идиот!
— Я тоже тебя люблю.
Я смущаюсь от неожиданного признания и выкатываюсь в коридор. Через пару метров мне не требуется крутить колеса, потому что в затылок дышит успокоившаяся Марго. Разум победил, мы снова вместе! Надо обучить ее играть в шахматы, чтобы попробовала мыслить на несколько ходов вперед.
В кабине фургона пахнет свежим хлебом. Марго сидит между мной и пухлощеким водителем с пшеничными усами. Седина тронула его виски так, словно обсыпала мукой. Наверное, таким и должен быть развозчик хлеба. Но растопыренные ноги мужика касаются бедра моей девушки. Мне это не нравится.
— Значит, посылку через проводника получаете, — повторяет нашу версию водитель. — И что вам присылают родственники?
— Как обычно, водку и сигареты, — брякаю я.
Кроме пшеничных усов у водителя имеются пшеничные брови. И то и другое разворачивается ко мне, при этом брови ощутимо опускаются к усам.
— Ты, парень, ничего не путаешь?
— Ах, да! Еще гандоны, чтобы мы сопляков не наплодили.
Под пшеничными усами отвисает балкончик с перилами в виде желтых зубов. А что я такого сказал? Ровно то, что о нас думают городские. Они уверены, что все интернатские воруют, бухают и трахаются. Чего еще от недоделанных детишек ожидать. Мы же выкидыши алкоголичек!
Неожиданно я замечаю мчащийся навстречу черный джип. Тот самый, с московскими номерами, который уже приезжал за нами к интернату.