— Тебя давно не видел, — осклабился Тиски.
Денис потупил взор, придвинулся к наставнику, коснулся рукой его колена.
— Убери клешню! Ты стар для меня. — Тиски понюхал недопитый коктейль с ломтиком лимона на засахаренном крае, поморщился. — Дрянь!
Бармен принес бокал коньяка. Тиски залпом опустошил бокал, впился зубами в лимонный ломтик, снятый с коктейля, вытер салфеткой пальцы.
— Теперь перейдем к делу, Голубок. Новые ампути есть?
— Есть одна, без руки.
— Лучше бы без ноги, на них спрос больше.
— Можно устроить. Толкну девчонку машиной — к нужному хирургу, ампутация…
— Сами сделаем, если понадобится. Девка стоящая?
— Класс! — поднял большой палец Денис. — Но не объезженная, с гонором.
— Со мною Кабан и Моня. Дашь знать, где можно будет взять девчонку. Они объездят. И в хвост, и в гриву!
В ответ на сальный оскал гостя Голубок вежливо улыбнулся.
— Я вижу в столице ампути в моде. У нас до такой фигни еще не дошло.
— У местных мужиков мозги на водку заточены, а в Москве есть фанаты Венеры Милосской. Слышал о такой?
— Статуя без рук.
— Во-во! Ученые перцы пришли к выводу, что у греческой бабы рук по жизни не было. А она, между прочим, эталон женской красоты. Стандартные киски с длинными ножками — это ширпотреб. Только потеряв что-то, женщина становится неповторимой. Вот такая мулька в башке у тех, кто называет себя девоти.
— У кого?
— У девоти! Они открыли для себя непревзойденную красоту женщин ампути.
— Москва, блин! — уважительно причмокнул Голубок.
— Человеческая похоть не имеет границ, ты же знаешь. А в Москве умеют любое дерьмо в красивую обертку завернуть. Грех на чужих грехах не зарабатывать.
Голубок покорно кивнул. Спорить с бывшим зэком о грехе и вере, себе дороже.
— Но приехал я не только за девкой. — Тиски наклонился и посмотрел в глаза Голубку. — Есть заказ на паренька-инвалида.
— Для этого дела? — понимающе улыбнулся Голубок.
— Нет, чтобы задачки решал! — заржал Тиски.
— Не проблема. У меня есть славный, покладистый, обученный децепешник. Четырнадцать лет, а выглядит на двенадцать. Грезит о Москве.
— В этот раз нужен колясочник.
— Колясочник? Кто с ним возиться будет?
— Я же говорил про безграничную похоть. Беспомощность тоже возбуждает. Иначе не было бы наручников и повязок. И с чего ты взял, что с колясочником будут долго возиться?
Голубок задумался, потянул коктейль через трубочку. Он никогда не брал в голову, как долго используют, поставляемых им мальчишек и девчонок, и что с ними происходит потом.
— Подберу кого-нибудь. Есть варианты.
Тиски покачал головой.
— Нет у тебя вариантов. Мне нужен Павел Соломатин.
Голубок не понимающе уставился на Тиски.
— Да ему уже шестнадцать. У него пушок на губах!
Тиски не стал объяснять, что есть заказ на убийство парня. И по отработанной технологии, жертва должна загнуться в качестве продажного мальчика от передозировки наркотой.
— Не твоего ума дело! Я приехал за конкретным уродом. Натаскаешь за три дня? Чтобы знал, что к чему.
— Я думаю…
— Да хрена тут думать! Обещай золотые горы и трахай во все дыры. — Тиски встал. — Короче так! Даю три дня, потом забираю мальчишку. Девку безрукую можешь передать раньше, чтобы мои быки не скучали. И сработай чисто. Усек?
— Я всё сделаю. Объявлю их беглецами, как обычно. Интернатских все равно не ищут. Не первые, не последние, — испуганно хихикнул Голубок.
2
— Солома, ты словно с луны свалился! Тебе уже шестнадцать! Через год тебя выпихнут из интерната — и живи, как хочешь! Думаешь, инвалидного пособия тебе на жизнь хватит? Фиг! Кому ты нужен, сирота убогая! А я тебе дело предлагаю.
Солома — это я, Пашка Соломатин. А кричит на меня Женька Киселев по кличке Кисель. В интернате у всех клички. Солома и Кисель вполне сносные. Есть, например, у нас Вонючка — худой тринадцатилетний пацан с тяжелой формой ДЦП. Он, как и я, колясочник, но даже говорить не может, а руки его такие кренделя выделывают, что пока ест вечно изляпается. Одежду каждый день не поменяешь, вот от него и воняет.
Я смотрю на раскрасневшегося от пылкой речи Женьку Киселева. Его голубые глаза блестят, светлая челка растрепалась, и красивое лицо приобрело ореол одухотворенности. Хоть сейчас на обложку журнала. Только снимать надо по пояс. Ниже у Киселя искривленные тяжелой болезнью ноги. Но я все равно завидую ему. Кисель довольно бодро передвигается на костылях, а я никуда без расшатанной инвалидной коляски. Скрипучие колеса и продавленное сиденье между ними — это мои ноги, моя надежда и мое проклятие.
Кисель младше меня на два года, но нас приняли в интернат в один день, поэтому мы скорешились. Сегодня утром он прервал мои лежачие упражнения на кровати и вытащил на задворки в укромное место для разговора. Кисель глотает пиво из прозрачной бутылки, давится пеной. Пиво теплое и шибает в нос. Бутылки Кисель припер, так же, как и сигареты. В последнее время у него денежки водятся.
— Я не врубаюсь, ты на что намекаешь? — интересуюсь я.
— Есть одна фигня, через которую нужно переступить. — Кисель вытирает ладонью рот и неожиданно срывается: — Надо думать о будущем, о деньгах, а не корчить из себя недотрогу!
— О будущем? Или о деньгах? — подкалываю я приятеля.
— Без денег нет будущего! — отрезает он.
— Ты можешь говорить прямо, Кисель?
— Эх, Солома. Что ж тут непонятного. — Женька с опаской зыркает по сторонам и, хотя рядом никто не вертится, переходит на шепот. — Дэн меня кое-чему научил.
Наш преподаватель английского тридцатилетний Денис Голубев выгодно отличается от матерых воспитателей интерната. Он не кричит, загадочно улыбается, а выглядит так, словно только что сошел с круизного корабля, где царит вечный праздник. В общем, клевый чувак, свой в доску! Любит по душам поболтать, и моим здоровьем интересуется.
— И чему же он тебя научил? Английскому мату? — ухмыляюсь я.
— Дурак ты, Солома. Забудь об английском, хотя он тоже нам пригодится. Дэн обучил, — и Кисель шепчет мне на ухо: — как делать приятное мужчинам.
Ни хрена себе! Я шарахаюсь и пялюсь на приятеля.
— Чего?!
— Того! Тому самому, что им делают женщины!
— Но ведь ты… у тебя не как у женщин.
— Какой же ты дремучий, Солома. — Кисель смачно обсасывает пивное горлышко и затягивается сигаретой. В уголках его губ дрожит похабная улыбка. — Секс понятие многогранное. Есть куча мужиков, которые предпочитают юношей и платят за это.