– От техники не отставать, – доносился до командира батальона голос обер-лейтенанта. – И не вздумайте бежать. Для вашего батальона только один путь – вперед.
– Весь мой батальон насчитывает сто восемьдесят хлопцев, – напомнил полицейский, – два «максима» и четыре легких пулемета.
Когда-то командир батальона служил в Красной Армии, имел капитанское звание и занимал должность помощника начальника штаба стрелкового полка. В сорок первом под Киевом попал в окружение, а затем в плен.
Все произошло просто и буднично. На остатки полка наткнулись два немецких танка и несколько грузовиков с пехотой. Немцы смотрели на изможденных, оборванных после долгого отступления русских. Красноармейцы и командиры сидели на выгоревшей траве и ждали, что произойдет дальше. Полк не был окружен, наверное, имелась возможность сражаться.
Но две уцелевшие легкие пушки так и остались стоять на месте. Люди были морально подавлены напором немецкой армии и гибелью большей части полка. Кроме двух старых пушек с несколькими снарядами оставались лишь винтовки и «наганы». Хлопнули два выстрела. Покончили с собой комиссар полка (командир погиб раньше) и майор-особист.
Немцы насторожились, затем поняли ситуацию и приказали:
– Оружие бросайте вон туда и стройтесь.
Так начался плен. Когда в октябре в лагере сотнями стали умирать от голода и наступивших холодов военнопленные, бывший капитан вызвался служить в полиции. Это был единственный способ выжить на замерзшем, изрытом норами поле, окруженном колючей проволокой.
Для пленных не построили даже сараев. Тысячи две людей сидели и лежали под открытым небом. У кого хватало сил, копали кружками и котелками неглубокие ямы и набивались в них, грея друг друга. Каждое утро на тележках вывозили несколько десятков трупов. Бывший капитан, уже носивший повязку полицейского, понял, что вовремя принял свое решение. Что значили слова о верности долгу и присяге по сравнению с той участью, которая ждала остальных!
Много чего произошло за эти два года. Бывший капитан РККА заново женился. Благодаря старательности и опыту снова поднялся по служебной лестнице от вертухая-полицая до командира специального полицейского батальона. Просторный дом, молодая жена, недавно родившийся сын. Обширный сад-огород, хозяйство, скотина, два работника. Хорошая сытая жизнь, если не считать этой собачьей службы и приближающейся Красной Армии. Где-то хранятся на него материалы: участие в карательных акциях, казни партизан и заложников.
С год назад приказали лично расстрелять двоих политработников, выявленных в местном концлагере. Чего терять – они не первые! Оружием владел отменно. Два выстрела в затылок, и все дела. Даже добивать не пришлось.
И вот сейчас, перед рассветом, предстояло вести батальон в атаку. И наплевать обер-лейтенанту, что положат десантники из темноты плотным огнем половину хлопцев и сам командир нарвется на пулю.
– Примкнуть штыки! – дал давно забытую команду полицай. – По сигналу все вперед. Не вздумайте отступать, нас щадить не будут.
– Точно сказано, – кивнул обер-лейтенант. – Я и своих не пощажу, а ваших тем более.
Оба обменялись понимающими взглядами. Обер-лейтенант, несмотря на заносчивость, неплохо относился к командиру батальона. По крайней мере, не понукал и не строил из себя представителя высшей расы. Понимал, что кровь у всех одного цвета и вытекает из пробитого тела за считаные минуты.
Без полицейских немцам не обойтись. Во-первых, есть кого послать вперед, а во-вторых, без местных они в трех соснах заблудятся. Если отобьют парашютисты атаку и прорвут кольцо в сторону леса, трудно их будет найти.
Впрочем, шансов у десантуры мало. Фрицы настроены серьезно: пушки, минометы, броневики. Не уйти нашим! Странное, почти забытое слово «наши» заставило командира полицейского батальона усмехнуться. Для него теперь фрицы свои в доску. А наши не пощадят, даже пулю пожалеют, если попадешь к ним в руки. Вздернут на столбе или пропорят брюхо штыком, чтобы подольше подыхал.
Бывший капитан распалял в себе злость. Нужная штука в бою. Такая же злость, только покруче, поднималась в головах (или душах) бойцов, ожидавших немецкой атаки. Большинство понимали – зажали их крепко и кольцо не разорвать. Злость помогала им не сломаться, отдать свою жизнь подороже.
Ну, идите, гады! Чего медлите?
С полчаса непрерывно работали минометы и три полевые пушки, проламывая центральную часть обороны. С флангов вели огонь пулеметы с мотоциклов. Разнесло прямым попаданием «сорокапятку» вместе с четырьмя артиллеристами. Мина влетела в окоп и убила двух бойцов. Некоторые снаряды взрывались при ударе о деревья, град осколков летел в разные стороны, как шрапнель.
Мотоциклисты выпускали ленту за лентой, едва успевая менять раскаленные стволы. Удары пуль иногда прошивали брустверы неглубоких окопов и наносили тяжелые ранения бойцам.
Кое-кто, не выдержав, поднимался и вел огонь из автоматов. В смельчаков сразу же неслись трассы, пули попадали в голову, плечи, выбивая из рук оружие. Напарник бронебойщика Савелия Шугаева свернулся клубком, закрыв ладонями лицо. Их спасал сравнительно глубокий окоп, вырытый по настоянию опытного сержанта.
Затем началась атака. Впереди на скорости шло штурмовое орудие («штурмгешютце», или «штуга», как их часто называли) и вело огонь из 75-миллиметровой пушки. Уступом двигались, слегка отставая, все три бронетранспортера. Крупнокалиберные пулеметы молотили гулко, как в пустое ведро. Скорострельные МГ-42, выпуская двадцать пуль в секунду, выстилали клубящуюся полосу пыли, взбитой земли, срезанных кустов.
– Наша очередь, – толкнул напарника Савелий Шугаев, поднимая на бруствер громоздкое противотанковое ружье.
Открыли огонь «сорокапятки». Они сразу повредили один из бронетранспортеров. Все три машины попятились назад, не прекращая огня. Возможно, их целью было обнаружить противотанковые пушки. «Штуга» зигзагами шла вперед, стреляя на ходу. По вспышкам «сорокапяток» били минометы.
Экипаж штурмового орудия переоценил свои возможности. Командир «штуги» полагал, что в месиве взрывов, взлетающего песка и обломков деревьев ответный огонь русских будет неточным. Возможно, расчеты легких пушек уже разбежались. Собственную решимость поддерживал частый огонь 75-миллиметровки и длинные очереди курсового пулемета.
Расчетам «сорокапяток» приходилось туго. У одной пушки выбило колесо, отбросило в сторону смятое тело наводчика. Подносчик снарядов застыл на месте, не зная, что делать дальше. Заряжающий ворочался возле воронки, не в силах подняться.
– Давай снаряд! – крикнул парню командир орудия. – Шевелись! Заряжать умеешь?
– Умею.
– Ну, вот и будем вдвоем управляться.
Снаряд отрикошетил от лобовой брони «штуги». Второй выбил сноп искр и снес с борта запасное колесо. Смятая железяка отлетела на два десятка шагов, заставив шарахнуться в сторону бегущих в атаку полицаев. Расчет командира батареи Бурлакова вложил подкалиберный снаряд в лобовую броню «штуги».
