— Есть, — неохотно процедил Гольдфельд. — Но про нее никто не знает.
— Она тоже у вас?
— Нет. Она у моего хорошего друга. Он живет на другом конце Тарасова.
— И откуда она у него взялась? Я предполагаю, что это все равно баснословно дорогая вещица.
— Не баснословно дорогая, но тем не менее. А тот друг, между прочим, сам сделал копию. Он раньше, когда маленьким был, долгое время жил в деревне, и там его дед обучал гончарному мастерству. Копию с моей вазы он делал здесь, в Тарасове, не очень давно. Просто он увидел мою, и захотелось ему такую же. А мне и не жалко. Он несколько вечеров рядом с ней посидел, и все, готова копия. Честно сказать, на самом деле от оригинала не отличишь. На первый взгляд, конечно. Я-то тонкости знаю.
— Вы бы хотели вернуть вашу настоящую вазу? — задала я несомненно глупый вопрос.
— Да. — Губы Гольдфельда задрожали. — А что?
— Мне нужна копия. Я хочу вазу подменить, я ведь уже знаю, где она находится. Так вот, настоящую я верну вам, но в интересах следствия мне пока нужна наживка. И этой наживкой станет копия. Но только никому ни слова! Сами понимаете, если вы проболтаетесь, то мы никогда не сможем наказать того человека, который так с вами поступил.
— А кто он? — На лбу мужчины выступил пот.
— Узнаете в свое время. Итак, мы едем к вашему другу?
— Прямо сейчас?
— Да. Обмен надо произвести сегодня ночью. Потом может быть поздно. Я на машине. Звоните своему другу, и поедем. Он не откажет вам?
— Думаю, нет.
— В крайнем случае заплатите ему. А потом он сможет еще одну копию сделать.
— Возможно.
— Звоните. Не следует терять время.
Гольдфельд подошел к телефону. Поискал в записной книжке номер, набрал его и крякнул, чтобы прочистить горло.
— Антонина Петровна, это Марк Гиршевич. Извините за столь поздний звонок, но дело не ждет даже до утра. Ивана Федоровича можно услышать? Спасибо… Иван, это Марк. Слушай, Иван, мне надо срочно с тобой увидеться. Да, прямо сейчас. Иван, ты не мог бы мне продать свою копию? Очень надо. Мы можем встретиться? Только я приеду не один. Потом обо всем узнаешь. Да… Нет… Еще не нашли. Ладно, до встречи.
— Договорились? — обрадовалась я.
— Поедем. Сейчас, я только оденусь.
Гольдфельд вышел в другую комнату. Я же сидела и прикидывала варианты. Думаю, товарищ Марка Гиршевича не будет против отдать или продать нам копию. Все же ситуация слишком серьезная. А что дальше будет с Олегом? Ох, он с этой вазой влетит… Или заметит подделку и вырвет со своей головы все волосы.
Отлично. Это дело, можно сказать, сделано. Но у меня ведь еще два убийства на руках. Как мне Воронежского найти? Может, все-таки Галина вспомнит, где и от кого она слышала это имя?
Марк Гиршевич появился в дверях во всей красе. На нем была легкая рубашка, темно-синий жилет и брюки того же цвета. Даже ботиночки уже надел.
— Я готов, — провозгласил он. Потом внимательно и серьезно посмотрел на меня. — Татьяна, а вы на самом деле можете вернуть мне вазу?
— Я похожа на шутницу? — вместо ответа спросила я.
— Нет. Но даже милиция ничего толком сказать не может. А вы приехали и прямо-таки огорошили меня такой новостью. Идемте. Я очень рад, что судьба свела меня с вами, — улыбнулся он.
— Не судьба, Марк Гиршевич, а Олег Иванович Быстряков.
— Да, да. Я помню.
Мы спустились по тихой лестнице на улицу.
— Садитесь. — Я раскрыла перед Гольтфельдом дверцу «шестерки».
— Я уже и не помню, когда гулял ночью по улице, — задумчиво произнес Марк Гиршевич, оглядываясь. — Здесь так прекрасно.
Надо же, какая тонкая душа! Да я на его месте бы прыгала до неба от радости, что могу получить свою драгоценность назад. А он в такой момент еще замечает окружающую красоту. Сейчас что-нибудь про звезды скажет…
— А небо-то какое! — воскликнул Гольдфельд. — Сколько звезд! Столько звезд я видел только в молодости.
— Мы едем? — попыталась я вернуть его на грешную землю.
— Конечно.
Гольдфельд назвал мне адрес. На самом деле этот поселок ровно на другом конце Тарасова. Но приятно будет прокатиться по тихим полупустым улочкам.
— У вас интересная машина, — решил все же сказать Марк Гиршевич.
— Спасибо, но она не моя. По доверенности езжу. Моя в аварию попала.
— Кажется, я что-то слышал. Но не уверен. Кстати, а бабушка вам передала, что я хотел вас нанять как частного детектива?
— Да, она что-то говорила мне об этом. Но я и не думала, что вы серьезно… — сделала я удивленное лицо.
— Вы так много сделали для меня! Я обязательно вас отблагодарю.
Видимо, Гольдфельд считал себя обязанным. Оно и немудрено. Как ни крути, а я сильно помогла ему. Если у меня все получится с подменой вазы, я, можно сказать, имею полное право на гонорар. Поэтому я согласно кивнула головой.
Мы подъехали к нужному дому, поднялись на восьмой этаж девятиэтажки и позвонили в дверь. На пороге возникла очень полная женщина. Сначала ее взгляд упал на меня и только потом на Гольдфельда. Она мило улыбнулась.
— Проходите. Иван вас ждет.
— Антонина Петровна, как ваше здоровье? — Марк Гиршевич расплылся в улыбке и поднес руку женщины к своим губам. — Надеюсь, все в порядке?
— Вашими молитвами… — покивала женщина.
Мы начали переобуваться, а она пошла на кухню, сообщив, что собирается заварить чай.
— На ночь кофе пить нельзя, — произнесла Антонина Петровна твердо. — А к чаю у меня и пирожки имеются.
Я вдруг почувствовала себя жутко голодной. Отлично! Пирожков поем с удовольствием, пока они договариваться будут.
Мы прошли в просторный зал и сели на диван. Вошел хозяин дома. Иван Федорович оказался очень щуплым человеком. Представляю, как они с женой забавно смотрятся рядом. Он поздоровался с другом, потом подошел ко мне и поцеловал ручку. Надо же, какие джентльмены! Нельзя сказать, чтобы мне было очень приятно, просто странно как-то.
— Иван Федорович, — представился мне тощий дядька.
— Татьяна Иванова, — ответила я, не узнав свой голос, и едва не сделала книксен. Сейчас я, наверное, была очень похожа на какую-нибудь барышню прошлого столетия.
— Приятно познакомиться.
— И мне приятно с вами познакомиться, — продолжали мы обмениваться любезностями.
— Иван, — Марк Гиршевич встал, — я пришел к тебе с большой просьбой. Я уже сказал о ней по телефону. Так что ты мне ответишь?
И все-таки он волнуется. Конечно, вон лоб покрылся каплями пота и руки теребят жилетку. А Иван-то Федорович, по всему видно, так просто со своей вазой не расстанется.
