Голицын также не зажигал фар, сидел во взятой в аренду машине, в салоне, припарковавшись так, чтобы автомобиль не просматривался ни со стороны дороги, ни со стороны моря. Благо поблизости нашлось такое место, где стояла в вечности пара огромных валунов и был пятачок зарослей вьюна, который поднимался и оплел собой какой-то колючий кустарник, может быть, даже и шиповник, темно, не разобрать…
Через лобовое стекло ему прекрасно был виден берег. Время от времени он даже подносил к глазам бинокль. Это было уже четвертое по счету дежурство, и старший лейтенант начинал думать, что Татаринов перегибает палку — они здесь просто гонят пустышку. Ничего полезного из сидения на побережье они извлечь не могли, если только не считать того, что Диденко резко улучшил свои навыки рыбной ловли и потчевал всю команду отменной ухой, что доставляло ему куда больше удовольствия, чем нахождение под водой со специальным автоматом или же погони за пиратами по побережью Африки.
Конечно, и в службе есть какая-то романтика, но она постепенно уходит и остаются суровые будни. Вот рыбу половить на берегу моря в тишине и покое — это куда более интересное и благотворное занятие.
Москва разрешила им остаться еще на несколько дней, только Бертолету запретили выходить из посольства, поскольку он, как все помнили, являлся персоной «пошел вон», то есть нон грата. Остальные же все свободно перемещались по стране, благо виза позволяла. Из разряда военнослужащих они перешли в разряд туристов. А почему нет?
Вот решили посмотреть, какие в Голландии мельницы понаставлены, например. Или перепробовать все разрешенные наркотики… Или поучаствовать в оргии с пятью толстухами… Хороша страна Голландия, но России лучше нет.
У Маркони и Малыша здоровье шло на поправку. Их выписали из госпиталя. Выздоровленцев встретили бутылкой водки и хорошей закуской. Надо ли говорить, что Диденко сох от зависти: он на данное мероприятие не мог попасть, так как охранял берег Нидерландов.
Главное — все живы здоровы, размышлял старший лейтенант, глядя в кромешную темень и слушая легкий шум прибоя.
Чтобы не заснуть, Поручик то жевал жвачку, то пил кофе из термоса, то снова жвачка, то снова кофе. Так и коротал время. Самое тяжелое — минуты перед рассветом, когда весь организм просто требует отключиться, чтобы восстановить силы на предстоящий день. Военный ныряльщик вышел из машины и стал прохаживаться влево — вправо, помахивая руками вверх и в стороны, дабы разогнать кровь и не дать самому себе вырубиться. Но как же хочется… Врезав самому себе по роже, старлей немного взбодрился. Следующий час будет самым тяжелым. И лишь воля, даже не мозг — воля должна не позволить телу расслабиться. Что такое воля, где она находится, в каком месте в человеческом организме? Где-то в голове? В мозгах? Наверное…
Обойдя машину с одной стороны, потом с другой, так, чтобы не задевать колючки, Голицын сделал несколько приседаний перед капотом, покрутил головой влево-вправо. Полегчало.
После окончания импровизированной зарядки он хотел было вернуться обратно в машину, поскольку на улице было достаточно свежо, но неожиданно увидел метрах в трехстах какое-то движение.
Посмотрев на часы, старший лейтенант узрел, что уже около четырех утра. Спасибо северной ночи, которая больше напоминает бесконечные сумерки. Август… Солнце успевает уходить под горизонт достаточно глубоко, но вскоре возвращается вновь и начинает подсвечивать небо, поднимаясь по пологой траектории и делая период сумерек долгим для человека, привыкшего жить на юге, бесконечно томительным. Но Голицын был русским и большую часть жизни проводил в средней полосе, а уж если и выбирался на экватор, то исключительно чтобы пострелять. Так что с сумерками все нормально.
Наблюдатель поднес к глазам бинокль и увидел, как к берегу подъехал автобус, а может быть, он уже давно подъехал, а Голицын его не замечал.
Под наблюдением мужчин на берег стали выходить группы детей.
Дети! Судя по росту и телосложению, это были даже не подростки, а именно дети до двенадцати лет. Их было много, порядка двадцати. Точно Голицын не мог подсчитать, мешало расстояние, заросли, камни, да и сам автобус не способствовал точному подсчету.
«Что же делать? Что же делать? — закрутилась в голове мысль. — Галинкаф не соврал?!»
Старший лейтенант пытался увидеть на водной поверхности какое-то судно или же рубку подводной лодки.
К берегу действительно приближалась невысокая рубка небольшой субмарины.
Процесс пошел!
Голицын снова посмотрел на прибывших к берегу пассажиров и увидел, что бандиты вытащили несколько мешков, раскрыли их и начали с помощью компрессора надувать большие резиновые лодки.
Связавшись с Татариновым, ныряльщик доложил обстановку.
— Остановить сможешь? — спросил капитан второго ранга.
«Интересно чем? — подумал Голицын. — Пальцем?»
Пистолет у него имелся, но такое количество противников да плюс еще и дети…
— Возможны жертвы, — сообщил Голицын.
— Лодку, лодку сможешь остановить? Ты ж диверсант, твою мать, обездвижь ее, чтоб она никуда не делась!
Татаринов, проорав ему, что они выдвигаются и нужно продержаться не более сорока минут, отключился.
Час от часу не легче! Ну да, если в бандюганов стрелять нельзя, потому что детей можно зацепить, то нужно сломать подводный аппарат. И чем?!
Голицын бросился к машине.
Он обнаружил аптечку, огнетушитель и, кроме всего прочего, в багажнике буксировочный трос. О-о-о!
Привязать к себе с помощью троса огнетушитель, открыть клапан и, как супергерой, пролететь до подводной лодки двести метров. И что дальше? Дальше что? Постучать по корпусу и сказать: мол, откройте, полиция?
Да и вода уже холодная, напомнил сам себе старший лейтенант. И гидрокостюма нет, ничего нет. Все привезет Татаринов, который будет через сорок минут. И что он может сделать — застрелиться? Ха-ха-ха, какая мрачная шутка!
Тем не менее лодки со стремительной скоростью продолжали увеличиваться в размерах, и было видно, что за десять минут они успеют сделать все приготовления, после чего погрузят детей — и ищи свищи тогда эти бедные души на просторах Мирового океана.
Голицын взял в руки скрученный из стальных проволок трос и посмотрел на него внимательнее. «Выдержит — не выдержит», — прикидывал он, потом бросил его обратно в багажник и стал снимать с себя одежду, которая, намокнув, могла очень резко замедлить его скорость. Раздевшись, он еще раз посмотрел в бинокль на рубку подводной лодки, и, запомнив направление, пошел по камням к кромке воды, прихватив с собой трос, который действительно пришлось обмотать вокруг талии.
Вот родился бы поваром и кушал бы всегда хорошо, а стал бы сантехником — так трахал бы домохозяек, которые вызывают тебя якобы кран починить. Нет, даже электриком лучше: сантехники — они порою в говне возятся. Все-таки хочется более чистоплотной работы.
