* * *
Оптика в предрассветный час высветила разрушенную самими же собственниками больницу, встроенную в скалу.
«Нашли, нашли уродов, — радовался кавторанга, разглядывая сонные машины, застывшие рядом с центральным входом посреди небольшого уютного дворика. — Пока вулкан не успокоится и не разрешат полеты, они будут сидеть именно здесь».
Один вход, он же выход, хотя как знать… В любом случае тыл прикрывает гора.
Бертолет хотел было приподняться, но Голицын придавил его голову к земле:
— Снайпер!
Спецназовцы медленно отползли назад от наивысшей точки, с которой удобно было наблюдать за больницей.
— Где? — уточнил Татаринов.
— На противоположном склоне, дистанция триста метров.
— Почему он не стрелял?
— Откуда я знаю? — пожал плечами Голицын.
Зародилось подозрение, что их в данную секунду обкладывают со всех сторон.
— Что-то мне надоело, — заныл Голицын, — домой хочу.
На склоне была настолько плохая освещенность, что невозможно определить, то ли тебе в прибор ночного видения смотреть, то ли не пользоваться им.
Для порядка надели, поглядели и увидели под собою две группы по пять человек, которые подходили к спецназовцам снизу, пригибаясь, прячась за валунами, стараясь не подставлять головы под возможный выстрел.
— Вот вам и ответ, — проговорил, а скорее, прошипел Бертолет, поглядывая вниз.
Перелезть через вершинку они не могли — снайпер не даст, спуститься вниз тоже, поскольку уже некуда, занято там все внизу.
— Голицын, берешь левый фланг, мы с Бертолетом — правый. Долбим из подствольников, рассеиваем противника и добиваем прицельным автоматным огнем. Все понятно?
— Так точно.
— Так точно.
Не стали ждать, пока им вообще не оставят никакого пространства для маневра, и разом атаковали наступавших на них головорезов с укороченными автоматами. Те самые, люди в черном, что были у джипов, только без очков.
Через мгновение в исландских горах завязалась кровавая битва.
Русский спецназ поимел голландских геев, чему те были совсем не рады…
Добив раненых и собрав оружие, Татаринов потребовал, чтобы они заняли свои прежние позиции и покончили со снайпером, который наверняка еще оставался там, наверху. Иначе он не даст им спуститься со склона и подойти к клинике, в который все тамошние обитатели наверняка переполошились. Еще бы — по другую сторону горки полномасштабная битва шла!
Пусть на все про все им потребовалось две минуты, но сто двадцать секунд — это же время, та еще вечность. Понимая, что достать снайпера нечем, Татаринов раскачивался взад-вперед под самой вершинкой сопки, не рискуя показываться над ней.
— Ну что там, командир? — поинтересовался Голицын.
— Ничего хорошего: наши подопечные загружаются во внедорожники.
— Надо остановить! — прошипел Бертолет.
Татаринов посмотрел на своего подчиненного:
— Ты лучше скажи: как это сделать?!
— Ну, как-то так, — ответил Бертолет и, высунув ствол автомата над кромкой сопки, выстрелил из подствольного гранатомета.
— Сдурел? Там же девчонка!
— А что делать? — поддержал Бертолета Голицын.
— Машины стоят на месте, — сообщил Татаринов. — Выходит, шуганули мы их, молодец Бертолет.
— Пусть знают, с кем связались!
— Ставлю задачу ликвидировать снайпера. Время — десять минут. Время пошло.
Переглянувшись, Голицын с Бертолетом ломанулись со склона, чтобы обойти позицию стрелка и зайти к нему с фланга или сверху, как получится. В любом случае им нужно было перебежать через дорогу и залезть на противоположную сопку, что было в условиях ограниченной видимости не таким уж и сложным делом.
Там, наверху, в лучах встающего солнца, они могут оказаться перед стрелком как на ладони, но это потом, а сейчас они бегут в тени каменных исполинов-холмов и рассчитывают уложиться быстрее, чем за десять минут. Надо торопиться. Если машины все-таки начнут движение и оставят клинику доктора Пинту, они не успеют за ними.
Пока они перебегали дорогу и лезли по склону вверх, этот му… мудрый человек успел сменить свою позицию. Исчез, сука.
Татаринов помочь ничем не мог. Любая попытка высунуть голову заканчивалась пришествием легкого ветерка или сшибанием очередной порции камней.
Когда они поднялись на вершину сопки и посмотрели сверху вниз на пустую позицию снайпера, Бертолет с грустью в голосе констатировал шепотом:
— Охота на охотника.
Голицын попросил по рации Татаринова мелькнуть над горизонтом, для того чтобы вынудить снайпера вновь выстрелить по нему. Им оставалось только слушать, где и с какой стороны раздастся хлопок.
— Все у тебя легко и непринужденно, мелькни ему, — услышал в наушнике старший лейтенант, а в следующее мгновение где-то справа посыпались камни.
Пришлось прыгать вниз со склона и стрелять в направлении неестественного шороха.
Голицын уже в полете разглядел силуэт человека на фоне камней и, радуясь тому, что сейчас прикончит сволочь, стрелял до тех пор, пока его спина не встретилась с негостеприимной твердью. Одновременно с этим действительно цирковым номером Бертолет накатил из подствольника, и чужака взрывной волной отбросило на несколько метров.
Не давая тому подняться, пусть он даже и ранен, пусть даже и сильно, но все равно пока жив, может стрелять, Бертолет под стоны и матерщину сильно побившегося в результате приземления Голицына подбежал к противнику и практически в упор расстрелял его.
Закончил.
Подняв трофейную винтовку, Бертолет убедился в том, что оптика в результате разрыва гранаты пришла в полную негодность, и отбросил хлам в сторону.
Группа вновь объединилась на дороге между двумя сопками. Цель у них была банальна и проста: перебить там всех, кроме Сильвии. Особенно Татаринову почему-то хотелось прикончить акуло-жабо-крокодиловую женщину, было в ней что-то такое… А про доктора Пинту и разговора нет. Или… привести его к Диденко живым, пусть мичман из него тоже попробует чего-нибудь достать… без наркоза.
Продвигаясь небольшими перебежками, группа приближалась к входу в клинику и стоящими рядом с ней джипам.
Самым страшным сейчас было наткнуться еще на одного снайпера, который мог засесть на одном из двух этажей клиники и существенно осложнить жизнь штурмующей группе, состоящей из малого количества бойцов…
Не успели они добраться до черных «Шевроле», как началось.
По ним начали одновременно долбить с шести или семи позиций.
Волна ненависти и досады накрыла Татаринова, когда он увидел, что в результате открытого по ним огня он остался один. Нет, оба его подчиненных живы, но толку теперь от них…
