Теодор перечитал еще раз, затем медленно положил бумагу на стол. Взгляд, который он затем обратил на Колина, был таким недобрым и полным ненависти, что напугал меня.
— Ты, ты — ублюдок, — проговорил он сквозь стиснутые зубы. — Ты все это знал с самого начала! Ты сделал это, настроив моего деда против нас, пока нас не было здесь. Но этот номер не пройдет!
Колин поднялся в полный рост. Высокий и прямой, немного выше Тео, он казался спокойным.
— Уверяю вас, сэр, я ничего об этом не знал.
— Вы знали! — выпалил Теодор. — Вы, с вашей подлой и смотрящей сквозь пальцы…
— Довольно! — раздался внезапно голос. Мы все повернулись к камину и только теперь заметили, что в комнате находится шестая персона. Скрытая за скамеечкой, спиной к нам сидела бабушка Абигайль.
Пользуясь своей безграничной властью, она была способна остановить столкновение между Колином и Теодором. Костлявыми пальцами она вцепилась в ручки кресла и поднялась на неустойчивые ноги. Бабушка была высокой и худой. Ее черное шелковое одеяние висело на ней, как на скелете, ее юбка была широкой, на старомодных обручах. Пушистые седые волосы резко контрастировали с ее жесткими черными глазами, которые излучали деспотизм и устрашали нас всех.
— Мистер Хортон говорит правду, — сказала она глубоким зычным голосом. — Я присутствовала при том, когда мой супруг сэр Джон вносил это изменение. При чтении его завещания десять лет назад вы все узнали, что он оставил все своему единственному оставшемуся в живых сыну Генри. Но он также добавил и приложение, которое должно было рассматривать возможность, если Генри не оставит завещания… учитывая внезапность того, как умирают Пембертоны… Ну вот, так и случилось, это всегда было желанием сэра Джона, чтобы контроль за поместьем перешел к сыну Ричарда, а не Генри. Он всегда желал, чтобы его наследником стал Колин. Теперь это случилось.
Ее голос был холоден и безличен, не выдавая ее собственного мнения. Одобряла бабушка выбор сэром Джоном наследника или нет, она этого не показывала.
— Это проклятое семейство. Оно никогда не должно продолжаться. От этого умер мой муж и трое моих сыновей. Теперь от этого умрут двое моих оставшихся внуков.
Если она пыталась вызвать у нас сочувствие, ей это не удалось, поскольку ее голос без тепла, ее манера без эмоций никак не способствовали проявлению жалости. Вместо этого мы изумлялись ее стоицизму, ее хладнокровному поведению после потери своего последнего сына. Если она и была скорбящей матерью, этого не было заметно.
— Мы должны уважать волю сэра Джона, — безапелляционно объявила она. Затем ее маленькие черные глазки блеснули на Колина. Была ли это злоба? Ненависть? Или, возможно, триумф?
Затем бабушка взглянула на адвоката.
— Мистер Хортон?
Адвокат прочистил горло.
— По той или иной причине, Генри Пембертон не счел нужным оставлять завещание. Или, возможно, это была ошибка, недосмотр. Как бы то ни было, это нередко для человека — оставлять такие вещи на последнюю минуту, когда во многих случаях судьба выступает как чрезвычайно несвоевременный незваный гость. Как я говорил, обычно такие дела передаются в суд, но в вашем конкретном случае в этом нет необходимости. То, что произошло, совершенно законно. Итак, — он снова прочистил горло, — сэр Джон Пембертон также обеспечил средствами к существованию членов семьи Пембертон женского пола, что означает, что им будет предоставлена забота и комфорт, которого они так желают, на столь долгое время, пока они проживают под этой крышей. В случае, если любая женщина из рода Пембертонов пожелает покинуть Херст, то ее содержание и поддержка немедленно прекращаются.
Стук спиц Марты на мгновение остановился, внезапно сделав комнату неуютно безмолвной. Затем, не меняя выражения или позы, она вновь продолжила вязать.
— Это все, джентльмены. Копия завещания здесь, для вашего рассмотрения. Если мистер Колин Пембертон выделит день на следующей неделе и посетит мой офис, я проинформирую его о делах и имуществе семейства. Есть ли вопросы?
— Никаких вопросов, — резким голосом заявила бабушка. Она вновь обвела нас всех своим твердым взглядом, жестко сжав рот, затем развернулась и покинула комнату.
Я поднялась с кресла, когда она прошествовала мимо меня, и Марта тоже собрала все, что было у нее под рукой, и встала. Лишь Анна оставалась сидеть — Анна, которая, казалось, не слышала ни единого слова.
Когда массивные дубовые двери закрылись за Гертрудой, которая была рядом, сопровождая бабушку, я почувствовала, как атмосфера вдруг изменилась, накалилась. Колин и Тео зло смотрели друг на друга, Тео — с отвращением, Колин — с негодованием.
— Я скажу вам, сэр, завещание было, — ровно сказал Теодор.
— Возможно, оно и было. Я не имею к этому никакого отношения. Мистер Хортон о нем не знает…
— Я не осведомлен о завещании, написанном Генри Пембертоном, — заметил проныра за столом.
— Но ведь есть возможности! — выпалил Теодор. Он беспокоил меня; я не ожидала такой вспышки ярости. — Я привлеку своего адвоката, сэр, и направлю дело в суд. Здесь действует право первородства, кузен…
— Простите меня, мистер Пембертон, но в этом случае, я думаю, вы обнаружите…
— Я думаю, мистер Хортон, что на сегодняшний вечер ваши обязанности выполнены. Мы больше не нуждаемся в ваших услугах.
Мистер Хортон встал, став ненамного выше ростом, но его глазки были узкими и умными.
— Как новому хозяину Пембертон Херста, сэр, это решать мистеру Колину.
Глаза Тео пылали, как огненные шары, вены на его шее вздулись, лицо побагровело.
— Он пока еще не хозяин Пембертон Херста! Нет, пока я могу этому воспрепятствовать!
Если бы я могла высказаться, то сейчас бы это сделала, но этот вопрос был в руках мужчин.
— Ну, Тео, в самом деле… — начал Колин с бледным и смущенным лицом. — Я понятия не имел…
— Вы, сэр, осел эдакий!
— Я не позволю оскорблять меня в моем собственном доме!
— Пока еще не в вашем, Колин Пембертон, до тех пор, пока я жив.
Пока продолжалась перебранка, моя голова начала пульсировать. «Это, должно быть, из-за выпитого за обедом вина, — подумала я, — слишком много выпила, а теперь еще эта ссора. Это уж чересчур».
Я извинилась, покидая комнату, чего двое мужчин, казалось, даже не заметили, погруженные в свои ожесточенные дебаты. Меня огорчало то, что они так ссорятся, хотя еще даже не предано земле тело дяди Генри, но я не имела ни склонности, ни смелости вмешиваться.
Возвращение в мою комнату казалось вечным. Я вспомнила лицо моего бедного дяди прошлой ночью, его глаза безумца и перекошенный рот. Представились безграничные страдания, предшествовавшие смерти, — головные боли, тошнота и рвота, жестокие боли в животе, бред и судороги. И я задалась вопросом, когда же придет мое время.
