— Чтоб ты сдох со своими делами каторжанскими! — взревела истеричным голосом Маришка и пошла в коридор надевать туфли. — Жизнь как у Дуси Ковальчук! Налево пойдешь — погибель, направо пойдешь — хана!
Яша продышался сквозь ноздри и с ужасом подумал о том, что сделал бы сейчас, окажись во хмелю. В этой жизни приходится разводить на показания даже собственную жену, чтобы добиться правды. Не выходила она, видите ли, не встречалась ни с кем!..
— С кем базарила в кафешке?!
— Я к Вике Кусковой ездила! Что мне, дома сидеть?.
— Вот куропатка!.. — только и смог выдавить Шебанин. — Ты специально, что ли?.. Штуку менты пасут, я от них же бегаю как целка на субботнике, а она к его сеструхе в гости заглядывает!
Яша дождался, пока жена обуется, щелкнул разболтанным замком и отворил дверь.
На него из темноты обрушился страх.
Глава 18
Пащенко едва не выронил ручку, когда в его кабинет ураганом ворвался Меркулов.
— Вадим Андреевич, искра пошла!
Выслушав его, прокурор тут же выдернул из ящика стола ежедневник и стал листать его со скоростью, с какой бывалые работники сберкасс вручную пересчитывают деньги.
Найдя номер, он схватил телефонную трубку и спросил:
— Земцов? Саша, ко мне пришел мой следователь по делу Рожина. Ему только что звонила сестра Кускова Виктория. У нее в гостях побывала жена Локомотива, которая взяла с Виктории клятвенное обещание молчать и рассказала ей, что Шебанин и она никуда не уезжали, живут на съемной квартире неподалеку от вокзала.
— Адрес есть? — не веря такому счастью, растерянно уточнил Земцов.
— Адреса нет, но, когда они вышли покурить на балкон, Шебанина сказала Кусковой, что ей теперь приходится дымить прямо на кухне. Мол, она с детства боится высоты, и смотреть на землю с одиннадцатого этажа ей тошно. Если я не ошибаюсь, около вокзала у нас единственная высотка — двенадцатиэтажный дом с одним подъездом. Он стоит как раз напротив транспортной прокуратуры.
— Я понял. — Земцов решительно покачал головой. — Но у меня людей нет!
— Сам езжай!
— Сейчас соберу СОБР!
Пащенко набрал номер Копаева, передал ему ту же информацию и добавил:
— Антоха, у меня в прокуратуре двое стажеров из школы полиции!
— Я сейчас заберу их! — бросил Копаев и круто развернул машину на дороге.
У прокуратуры он был через семь минут. Антон вошел, увидел в коридоре Пащенко и двух перепуганных молодых людей.
— Ладно, пусть так, — пробормотал Копаев и еще раз уточнил адрес у Пащенко.
По дороге он инструктировал компаньонов:
— Улица Толбухина, дом двенадцать. Сидеть у подъезда, встречать всех, кто будет входить в дом, но никого не трогать. Нужного мне человека я знаю. Если он с улицы подойдет, к нему не приближаться. Если же будет адрес покидать… Черт, все равно не суйтесь! Скоро СОБР примчится.
Антон с двумя юными полицейскими прибыл к дому, когда улицей полностью завладела ночь, и понял, что все гораздо сложнее, нежели рисовал ему Пащенко. Фонарь у подъезда светил так тускло, что нельзя было пересчитать мелочь, стоя прямо под ним.
Отдав команду зайти в дом, опер УСБ поступил верно. Опытный сыщик знает, когда тьма, вопреки здравой логике, не помогает, а предает. Если во двор неожиданно заедет машина Шебанина, то, входя в поворот, она осветит весь двор. Антон и его спутники окажутся пред взором Локомотива так же ясно, как экспонаты в музее. Что делать здесь трем молодым людям, да еще и ночью, в непроглядной тьме? Локомотив не остановится, покинет этот двор. Все.
Поэтому Копаев повел стажеров в подъезд. Когда хлопнула входная дверь, они вжались в стену и долго ждали, пока к площадке первого этажа подъедет лифт.
— Наверх, быстро! — скомандовал Антон и побежал первым.
Лифт двигался медленно, словно издеваясь над пассажиром и помогая преследователям. Они выбегали на площадку каждого этажа быстрее, чем к ней подъезжала кабина.
— Дальше!.. — шепотом командовал старший опер и продолжал восхождение.
На следующем этаже он чуть замедлял бег, не отрываясь, смотрел на полоску света в щели дверей и снова приказывал:
— Дальше!..
Цифры на стене было не разобрать, и к десятому по счету рывку в голову Копаеву пришла мысль о том, что в доме не двенадцать, а двадцать этажей. Он взлетел на предпоследний, одиннадцатый и вдруг услышал, как треснули, натянувшись, тросы. Потом наступила тишина.
— Мы бухие!.. — яростным шепотом объявил он, уронил подбородок на грудь и уперся рукой в стену.
Двери лифта с грохотом раздвинулись. На площадку из кабины шагнул мужик огромных размеров, увидел незнакомцев и мгновенно остановился.
— Кто такие? — В его голосе не было ни капли страха.
Копаев поднял голову и буркнул:
— К Верке. — Он уперся взглядом в лицо этого здоровяка и мгновенно понял, кто перед ним. — А ты кто?
— Конь в пальто, — так же спокойно ответил мужик и дал две минуты на сборы.
Копаев размашистым жестом отдал воинское приветствие, зацепил за рукав одного из стажеров и повел его вниз. Створки лифта захлопнулись, и на секунду, пока не открылась дверь квартиры, наступила темнота.
— Это тот, кто нам нужен, — прошептал старший опер УСБ ГУВД, сдерживая адреналин, рвущий вены.
— А почему мы его не задержали? — почти хором удивились стажеры.
В темноте восьмого этажа Антон окинул их силуэты огорченным взглядом и отоврался:
— Нам это не нужно.
Эх, если бы сейчас с ним были не эти двое, а Пащенко! Но прокурор уже ехал на совещание, организованное в ГУВД. Там будут все, кто получил запись откровений управляющего ресторана. Пащенко никак не мог не появиться там.
Неизвестно, сколько человек в квартире. Возможно, там не только жена Локомотива. Пистолет есть. Табельное оружие из арсенала УСБ ГУВД. Но как потом объяснять Земцову, который уже мчался на адрес, Пащенко и остальным, кто верил в его легенду, почему он, менеджер строительной компании, устроил на этаже перестрелку в упор?
— Он пришел домой ночью, — успокоил Антон подрастающих милиционеров, лишенных возможности скрутить кому-нибудь руки. — Значит, до утра уже не выйдет. Мы дождемся подмоги и сделаем все правильно. Вы знаете, как себя держать? То-то…
Голову Копаева изнутри долбил вопрос, пытавшийся выйти через виски и встретиться с ответом: что делать, если Яков Шебанин по кличке Локомотив сейчас решит покинуть квартиру?
— Мы вот что решим, братцы. Сейчас вы спускаетесь вниз и встречаете подмогу. Я тут подежурю. Мне не привыкать нечистотами за лифтом дышать, а ваши организмы молодые, требовательные. — Копаев видел, что его не понимают, и обозлился. — В общем, так. Сваливаете отсюда, пока я окончательно не разозлился, и сидите на улице. Если вдруг — я говорю вдруг! — услышите стрельбу, не надо пытаться идти в штыковую на танки. Это ясно? Свалили!..
