Я почувствовала глупое желание отыскать длинную жердину и пошуровать ею в мазуте. А потом крест из нее связать и опустить на маслянистую поверхность с плавающим по ней черным снежным комком.
— Ведьма! — промычало тягуче неподалеку.
Душенька усопшего развлекается? Не почудилось же!
— Со свиданьицем!
Медленно поворачиваю голову, искоса, через плечо вижу и не пойму — чья-то темная фигура маячит на тускло-белом фоне. Ночь. Дьявольщина.
— Я тебя, Ведьма, сейчас трахну по-грязному, а потом опущу туда, в мазут. Плавай, отмывайся.
Лобан! Узнала я его. Выследил, собака! Но — молодец! Незаметно.
Он медленно приближался, и я поднялась ему навстречу. Столкновения не избежать, поэтому на разговоры времени тратить не следует. Спасибо ему, что окликнул, не навалился врасплох, сзади. А то его-то кулаком, да по затылку — и делай со мной что хочешь!
Пистолет я решила применить в самом крайнем случае, если его угроза отправить меня в компанию к Дмитрию станет реальной. А пока… Ох как же «Макаров» мне мешает за пазухой! Не прикрепленный к телу, будет болтаться при каждом движении, а при особо резких — придется держать его рукой.
Я в разгонном темпе сделала навстречу Лобану несколько шагов и, выйдя на дистанцию, подпрыгнула и бросила ногу в его голову. Это был пробный шар, первый блин, который всегда комом. Лобан сумел-таки уклониться, и мой сапожок лишь вскользь проехал по его уху. Не удар, а его собственное резкое движение и вес моего тела опрокинули его на бок. Через пару секунд, кувыркнувшись через плечо, была на ногах и, выполняя глубокое дыхание, наблюдала, как он, скользя подошвами по снегу, встает и поворачивается ко мне. Ощутив азарт, я отдалась импровизации.
Лобан пригнулся, развел руки и, сопя горячим паром, пошел на меня, как медведь. Я отступила назад на шаг, другой, развернулась и легкими прыжками, не особо, впрочем, торопясь, помчалась к твердой, укатанной транспортом дороге. Медведь топал следом, утробно урча, и я не поручилась бы за то, что двигается он не на четвереньках. Возле самой дороги я развернулась лицом к нему и, как следует затормозив, ударила пяткой набегавшего на меня медведя в живот. Затем, подобрав ноги, вытолкнула себя вверх, вперед и хорошо достала кулаком основание его черепа сзади. Он, взвизгнув, зарылся в снег коленями. Не теряя времени на престижную рисовку, перенесла тяжесть тела на ногу, мыском другой ударом сбоку крепко саданула его по лицу. Мотнулась голова, но он не упал, как я ожидала и надеялась. Сцепив пальцы обеими руками, косым движением рубанула его по шее и следом совсем не сильно — коленом по затылку. Он наконец завалился, но и я, не устояв, оказалась рядом, на четвереньках. В глазах плавали круги и вспыхивали мелкие, подлые искорки.
Но подниматься надо было. Я даже сообразила, что нужно немедленно зайти Лобану за спину.
— Ведьма!
Крик у него получился настолько сильным, что, без сомнения, был слышен далеко отсюда.
— Ты где?
— Здесь я, Лобан! — ответила ему совершенно спокойно.
Он зачерпнул ладонь снега, протер им лицо, застонал и повернулся ко мне.
— А-а! — пропел и поднялся уверенно, без суеты и падений.
Я боялась его. Отступая, уперлась плечом в ворот лебедки — как мы здесь оказались?
— Ага! — взревел он, быстро широко шагнул, наткнувшись коленом на торчащую из снега стенку горловины, потерял равновесие и молча полетел вниз. Там глухо чавкнуло.
Я не сразу поняла, что произошло, слишком круто все оборвалось. Обойдя лебедку, я приблизилась к горловине с другой стороны, заглянула — смрадно и темно было внутри. Фонарь остался в воспоминаниях, а без него делать возле этой круглой стальной пасти было больше нечего. Да и с ним, пожалуй, тоже. Пасть только что сделала глоток — и вот я теперь одна здесь.
Плечи ходили ходуном от крупной, нездоровой дрожи. Обхватив себя руками, опустилась на корточки, прислонилась спиной к холодному железу. Тупо смотрела в пространство и твердила себе, что одна я здесь теперь, одна, одна! Скорее всего это была тихая истерика.
Посвистывал ветерок, и постепенно становилось действительно холодно. Простуда мне не нужна была, и пришлось срочно брать себя в руки.
Растерев ногу и шею, перекурив, подошла к лебедке, надеясь, что опускание крышки окажется легче ее подъема. На хорошее усилие я была сейчас неспособна, а оставить открытой свежую могилу двух людей мне совесть не позволяла.
Скрипнул механизм, и звук шорохом отдался в емкостном чреве. Крутить ворот было трудно. Крышка отделилась от опор и заняла вертикальное положение. Шорох повторился, и я, обессиленная, убрала руки со стальной рукоятки. Требовалось мужество, и, кроме как в себе самой, взять его было негде.
Узкая лесенка, начинающаяся чуть ниже кромки горловины, тихо звякнула, будто задетая чем-то металлическим. Я плохо видела ее в полутьме, но понимала происходящее шестым чувством. Это понимание заставило достать пистолет.
— Ведь-ма! — послышалось из-под земли, с того света.
Я передернула затвор, подойдя вплотную, направила ствол вниз, вдоль лестницы и дважды надавила на спуск.
Треск выстрелов прозвучал на открытом воздухе громко и без эха. Внизу коротко и глухо чавкнуло. Я разжала пальцы, и пистолет полетел в глубину. Еще один всплеск.
Захотелось, взявшись ладонями за щеки, то ли запричитать, то ли разрыдаться, то ли закричать и разрыдаться одновременно. В очередной раз преодолела искушение стать слабой. Напряглась внутри до боли, как сжатый кулак.
Облегчение пришло, когда весящая десятки килограммов крышка с легким стуком легла-таки на место. Голову посетила дикая мысль — взобраться и отбить на ней чечетку. Если б не Дмитрий!
Делать здесь больше нечего.
Топая потихоньку к дороге, я жмурилась, отгоняя подступавшую тошноту, и хотела домой, в ванну. Как она хороша, ванна, после таких боевых действий. Посещать меня дома в неурочное время, кроме Аллы Анохиной, некому, так что ванна и кровать, широкая и мягкая, а все заботы — на завтра. Пусть горят они до завтра синим пламенем!
Выглядела я ужасно. Припадающая на одну ногу, в рваной на груди куртке, без шапки, растрепанная — я не годилась сейчас даже в королевы бомжей. Какая там королева! Побитая по пьяному делу синюха, хлюпающая от обиды носом и бредущая неизвестно куда.
А куда, собственно? Где машина? В какой стороне?
Всерьез обеспокоившись, уж не с головой ли у меня что, повернула назад, хоть и не хотелось возвращаться к проклятому месту. Но бродить в темноте, пытаясь ориентироваться по фонарям на неблизких емкостях, тоже не дело — уж слишком это напоминало кошмарный сон.
Страх я все-таки ощутила, когда поняла, что вернуться назад по следам не удастся. Следов здесь хватало. Чтобы не запаниковать, пришлось остановиться.
