— Рислинг из Германии.
— Рислинг! Давненько я не ел тушеной капусты и не пил рислинг. Я это все обожаю! Дашь мне попробовать?
— Да, сеньор, это все для вас.
— Отлично. Но только не думай, что я пощажу тебя. Я съем закуску, а тебя оставлю напоследок.
— Как вам будет угодно, сеньор.
И Ясинто стал разливать вино, а ягуар принялся за еду. Пока он пережевывал цыплят, что-то несколько раз громко хрустнуло у него в пасти, причиняя ему боль.
— Наверное, это цыплячьи кости, сеньор, — заметил Ясинто.
Подчистив весь котел, ягуар выпил вино — причем последней бутылкой ухитрился сильно оцарапаться — и собирался было схватить Ясинто, но пошатнулся и упал. А Ясинто, видя, что пьяный зверь не может встать, побежал домой.
На ранчо не ожидали его возвращения и страшно удивились. Утром появилась еще более удивительная новость: сеньор Уильямс заболел. Сначала говорили, что он проснулся с головной болью, затем что он отравился. Управляющий, тоже немец, приходил справиться у Ясинто, не видел ли тот в лесу каких-нибудь животных. Мальчик твердо отвечал, что не видел. Во второй раз управляющий спросил, не встречал ли он ягуара и не был ли тот ранен. «Не знаю, — отвечал Ясинто, — я его не встречал». А на третий день сеньор Уильямс умер. Врач, производивший вскрытие, обнаружил у него в желудке пять серебряных пуль. По одной из каждого цыпленка.
С тех пор батраки на ранчо жили спокойно. А Ясинто и племянница Уильямса поженились и основали компанию по производству газированных напитков «Рефрескос де Кола». Их потомки имеют смуглую кожу и светлые глаза.
После обеда, когда они пили виски и кофе, Ривера предложил:
— Может быть, съездим сейчас к тебе, Винсенте? Здесь ведь недалеко. Сеньор Торсван давно не бывал в той стороне.
Они купили бутылку коньяка и поехали. Дома Ранхель вынес на террасу два кресла-качалки, чтобы гости могли сидеть и беседовать в свое удовольствие, любуясь речными видами, пока легкий прохладный ветерок разгоняет москитов и жару, а солнце медленно скатывается в воду. Дон Мигель был счастлив, как никогда. Ранхель впервые видел его таким довольным и благодушным.
— А помнишь, в двадцатых годах кабаны и олени приходили сюда на водопой? Ты ведь жил неподалеку, а, Травен?
— Да, помню. Они совсем не боялись людей.
И вдруг дон Мигель Ривера, наливая себе бокал вина, признался:
— Между прочим, я подумываю уйти на пенсию.
— Вот как? — удивился Ранхель. — Почему же?
— Потому что настало время.
— Да о чем вы говорите?
— Я сорок лет отработал в полиции, здоровье уже не то.
Ранхель, конечно, знал о приступах сильной одышки, которые порой случались у Риверы. Не далее чем восемь дней назад, когда они преследовали подозреваемого, им пришлось прервать погоню и срочно ехать к доктору Ридуаре. Свою болезнь Ривера называл «тихий убийца», которого не запрешь в тюрьму.
— Тогда и мне придется уходить, — сказал Ранхель. — Что я буду делать без вас?
— Ловить преступников, Винсенте! Сколько раз я тебе повторял, что ты прирожденный детектив? Я даже отдам тебе свой пистолет — чтобы ты не сомневался в своем предназначении.
— Нет, пожалуйста, не говорите так. Мы еще долго будем работать вместе.
— Что ж, время покажет.
— Помнится, первыми, кого арестовал ваш дядя, Винсенте, были Каин и Авель, — пошутил Торсван.
— Слушай, если у тебя такая хорошая память, почему ты бросил писать? — спросил Ривера.
— Нет, я не бросил. Сейчас, например, я пишу книгу для детей, о дровосеке, который заблудился в джунглях. Это притча про Бога, дьявола и смерть.
— Одним словом, сказка, причем старая. Кто только ее не рассказывал! Почему бы тебе не написать что-то серьезное, реалистичное, более достойное твоего таланта?
— Серьезное, говоришь? Винсенте, хотите услышать подлинную историю о полицейском, который отпустил человека без документов? Дело было давно, в тридцатых годах.
Ранхель кивнул, хотя и не понимал, о чем речь.
— Так вот, ваш дядя знал, кто этот человек без документов, Б. Травен, но не арестовал его, хотя многие газеты и журналы готовы были заплатить большие деньги тому, кто его рассекретит. Впоследствии доктор Куроз Куарон объявил себя лучшим детективом на свете, потому что он якобы раскрыл тайну Травена. Нет, доктор Куарон, ее раскрыл дон Мигель Ривера из Паракуана более тридцати лет назад.
— Более сорока, — поправил Ривера.
— Кто рассказывает: я или ты?
— Ты, конечно. Извините, ребята, но мне нужно прилечь. Винсенте, твой гамак меня выдержит?
— Конечно, дядя, ложитесь, пожалуйста.
— Прости, приятель, — сказал Ривера, кладя руку на плечо Торсвану, — этот коп выходит из обращения, — и завалился в гамак, а Торсван рассмеялся, бормоча что-то по-немецки.
— А можно полюбопытствовать, откуда вы родом? — спросил Ранхель. — Вы, наверное, немец?
— Что? Вы разве не понимаете моего испанского? У меня сильный акцент?
— Нет, вы отлично говорите по-испански.
— Тогда считайте меня мексиканцем.
Но, видя удивление Ранхеля, Торсван поведал ему свою историю:
— Я прибыл в Тампико в 1929 году, в трюме грузового судна «Алабама», без денег и документов. А прежде меня вышвыривали из всех стран, куда бы я ни сунулся, — Франции, Бельгии, Голландии, Испании. Я долго скрывался в Альпах, не зная, куда податься, ведь везде меня ждали большие тюремные сроки. Во Франции, кстати, было лучше всего — в тамошних тюрьмах недурно кормили, не били и давали одеяло.
В Мексику я попал из Португалии. Сначала я жил между Тампико и Паракуаном, а затем между Акапулько и Чьяпасом. С вашим дядей познакомился в двадцать девятом, как уже говорил, я был иммигрант без документов, но он не арестовал меня и не стал добиваться депортации. Вам интересно знать почему? Эту часть истории моей жизни я рассказывал только дважды, и оба раза в присутствии лейтенанта Риверы. Круг замыкается, не так ли?
Но прежде всего давайте мысленно перенесемся в Германию 1928 года. Представьте себе время накануне Великой депрессии. Молодой драматург, симпатичный, талантливый, знаменитый, и его лучший друг-актер. Вы слышали когда-нибудь о Петере Лорре? Нет? Впрочем, это не важно. Итак, они второй сезон купаются в лучах славы, у драматурга нет отбоя от предложений продюсеров, он пишет пьесу для своей подруги — эффектной популярной актрисы, на которой собирается жениться.
И вот после одного из представлений ему сообщают, что его хочет видеть очередной продюсер. Все переговоры ведет его агент, и драматург принимает это за розыгрыш, поскольку у него скоро день рождения. Тем более что, придя в артистическую своей подруги, где должна происходить встреча, драматург видит не шикарно одетого миллионера, а троих оборванцев в рабочей одежде, будто они явились в театр прямиком из цеха или шахты. «Герр Руж, герр Жон и герр Нуар», — представляются «продюсеры».
